Читать книгу - "Смеющийся волк - Юко Цусима"

Пока они ждали поезда, Реми, как когда-то «Книгу джунглей», припоминал, о чём говорилось в книжке «Без семьи» и пересказывал Капи. Эту историю Капи тоже знал, но многое успел совсем забыть. Например, как Реми остался без родителей и как воспитывался в бедном крестьянском доме; как и почему его продали бродячему циркачу-комедианту, и как он у своего хозяина обучался всяким штукам, и как они устраивали представления вместе с Капи, ещё двумя собачками и обезьянкой. Поначалу Капи работал на сцене с Реми. Капи был белый пудель. Реми наряжался в полицейскую фуражку. Капи был среди прочих зверей главным. Он умел различать, который час, и видел, что у человека на душе. Когда Реми было грустно, Капи подбегал и лизал ему руку — будто бы шептал, что он, Реми, не одинок. Хозяин поручил Реми роль дурачка. Такую роль, чтобы на его фоне было видно, какие смышлёные Капи и обезьянка. «Господин Обезьянка Жоликуль, его слуга и несмышлёныш, или Как-как дурак к вашим услугам» — так называлось первое представление, в котором всё строилось на пантомиме. Понятно, что никакого текста не было — ведь играли-то обезьяна и пёс. Английский генерал Жоликуль, разбогатевший на войне в Индии, когда его слуга Капи состарился, решил нанять нового слугу, которого сам Капи и подобрал. Это уже был не пёс, а мальчик Реми. Жоликуль при своих деньжищах решил, что теперь ему позволено как угодно издеваться над людьми, и от этого получал удовольствие. Реми был бедный деревенский мальчишка, который и в школу-то никогда не ходил, и даже не знал ни что делать с салфетками на столе, ни как обращаться с вилкой и ножом, ни как тарелки должны стоять. Знай себе только глупые рожи корчит. То салфеткой нос утрёт, то вокруг шеи замотает. Жоликуль покатывается со смеху, а Капи и вовсе доходит, падает на спину и задирает вверх все четыре лапы. Собравшиеся поглазеть на представление горожане от души веселятся. При этом они щедро бросают монеты в плошку, которую Капи держит в зубах, когда обходит на задних лапа зрителей. И впрямь, если сравнить с этим мальчишкой-придурком, и обезьяна, и пёс кажутся куда смышлёнее.

Они провели на скамейке с полчаса, когда наконец подошёл поезд, который вроде бы шёл до станции «Хигаси-Ханно». Реми и Капи встали, потянулись и зашли в вагон. Вокруг на станции и на путях опять было безлюдно — только поблёскивали рисовые чеки. Вдали виднелись синие контуры гор. Они широко открыли окно, так что тёплый ветерок дул навстречу. Может быть, оттого, что дело шло к полудню и все, кому надо было, уже давно отправились на работу, пассажиров в вагоне было немного. Никто не стоял в проходе. Наконец прибыли на предпоследнюю станцию. До этого поезд двигался чётко по расписанию, а тут вдруг опять надолго застрял. Поскольку никаких объявлений по радио не было, наверное, оставалось только ждать, не выходя из вагона. Почему поезд здесь остановился, было совершенно непонятно. Однако другие пассажиры, видимо, понимали, что происходит, и сидели молча с мрачными лицами. В вагоне повисла гнетущая тишина.

— Авария, наверное? — шепнула Капи.

— Да что там ещё случилось?.. — буркнул Реми.

Сидевшая напротив женщина в рабочих шароварах пояснила с сердитой миной:

— Ну да, авария. Тут на соседней линии было крушение поезда. С рельс сошёл. Не слыхали, что ли? Все только об этом и говорили.

Её сосед, с виду студент, широко улыбнувшись, сказал:

— Да, никогда и не догадаешься, что мы так близко от места крушения. Но ничего, это ж не на линии Хатико, так?

Реми, подавив замешательство, пожал плечами, почесал в затылке и кивнул в знак согласия. Ему очень не хотелось, чтобы к нему ещё лезли с разговорами. Он повернулся к Капи, тяжело вздохнул, изобразив на лице тяжкую скорбь, скрестил на груди руки и якобы погрузился в глубокую задумчивость.

К счастью, и женщина напротив, и студент оказались не слишком разговорчивы и тоже замолчали. На лицах у них было написано, что они не хотят больше касаться этой темы, — настолько ужасная была авария.

Минут через пятнадцать поезд, словно собравшись с духом, наконец тронулся. Все пассажиры смотрели в окна на правой стороне. Реми и Капи тоже повернулись вправо и посмотрели в окно. Поезд неторопливо катил вдоль реки. Берег был высокий. Гладь воды блестела внизу, под обрывом. Вдоль берега цвели жёлтые и белые цветы — обыкновенный мирный сельский пейзаж. Однако прямо на берегу стоял какой-то высокий столб, а вокруг него лежали груды цветов и дымились палочки благовоний. Пока Реми и Капи открыв рты смотрели в окно, поезд подъехал к конечной остановке «Хигаси-Ханно». Когда вышли на платформу, Капи всё ещё говорил о той аварии. Страшное, должно быть, крушение. Наверное, у работников станции можно было бы легко выяснить, когда именно оно случилось, но спрашивать они опасались. На это Реми заметил: если выяснится, что они понятия не имеют о таком происшествии, это может навлечь подозрения.

Доплатив на выходе за билеты, они вышли за турникет и принялись рассматривать расписание поездов в зале ожидания. Надо было решить, куда двигаться дальше. Станция была маленькая, но здесь останавливались поезда двух линий — Кавагоэ и Хатикобаси — Яцубаси. Если сесть на поезд линии Хатикобаси, можно было доехать до Такасаки и до Хатиодзи. По соседству, правда, находилась ещё одна станция — линии Сэйбу. По ней можно было доехать до Гоно, а дальше — до Икэбукуро. Но ехать в Икэбукуро не имело смысла. После того, что они натерпелись в Никко, забираться в горы тоже не хотелось. Значит, от Такасаки и Агано надо было держаться подальше. Оставалось только ехать в сторону Хатиодзи, чтобы обогнуть Токио по дуге, а потом двинуться дальше, на юг.

— Через сорок минут будет поезд до Хатиодзи. Полдень уже — надо бы перекусить где-нибудь рядом, только что-то никаких закусочных и столовых вокруг не видать.

Слушая Реми, Капи оглянулся по сторонам, нет ли рядом чужих ушей, и сказал:

— Мы, кажется, здесь были когда-то со школьной экскурсией. Мне почему-то название этой станции знакомо.

— Да? Может быть, и так. Какая-то жуткая глухомань, — раздражённо проворчал Реми.

Ему не хотелось, чтобы Капи заметил, как легко отсюда вернуться в Токио через Кавагоэ или по линии Сэйбу. Реми повернулся и пошёл на улицу. Площадь перед станцией была залита ослепительным сиянием солнца. Небо прояснилось, и воздух заметно потеплел. Вдали маячили синеватые очертания гор.

— Я подойду к рельсам, а? Там цветы цветут, — проронил Капи и побежал вокруг здания станции.

Реми поспешил за ним следом. Он вспотел и стащил на бегу джемпер. Капи сзади выглядел, конечно, как беспризорник-побродяжка. А оттого, что пиджак был ему велик, он ещё смахивал и на жалкого маленького дистрофика. Такие бестолковые малыши вроде щенков, которые вообще не понимают, что такое опасность. Эта мысль Реми понравилась. Он тяжело выдохнул воздух после бега.

Вдоль путей, а также между шпалами росли белые цветы, а рядом с ними жёлтые на длинных стеблях. Были ещё там маленькие алые цветочки. Капи шёл вдоль рельсов, мурлыча мелодию какой-то песенки. В Токио к путям вообще не подойти, и цветы там не растут. Трамвайная линия вся выложена четырёхугольными булыжниками, а на линии Яманотэ — устлана гравием. По насыпи вдоль путей, правда, цветы растут, но они загорожены железной сеткой, так что близко не подойти. Взрослые часто рассказывали, как нехороший мальчишка перелез через сетку да и скатился под откос прямо под колёса трамвая. А здесь вдоль путей цветов полным-полно, и никто не мешает к ним подходить. Две жёлтые бабочки летели навстречу друг другу. Впереди, метрах в десяти от Капи, шла коричневая собака, принюхиваясь к цветам. Слышалось жужжание жуков. Рельсы ярко отсвечивали на солнце. Капи запел: «Бога славим, владыку небесного, отца извечного и всё мироздание…»