Читать книгу - "Под маской, или Женская сила - Луиза Мэй Олкотт"

нет в галерее среди изображений моих предков. Ну вот я и заглянула под крышечку медальона, едва мама выпустила его из рук. Да только портрета в нем не было. Только какой-то ключ.

– Ключ! Что за ключ? – в большом волнении спросил Пол.

– Такой маленький серебряный ключик, вроде того, которым запирают мое пианино или черный секретер. Мама проснулась и очень рассердилась.

– От какого замка этот ключ? – не отставал Пол.

– От замка на маминой шкатулке с драгоценностями. Так мама сказала, да только я про эту шкатулку впервые слышу, и где она находится, не представляю. А расспрашивать я не решилась. Вечно я маму огорчаю – не одним, так другим.

Со вздохом раскаяния Лиллиан перевязала букет ленточкой и едва не вздрогнула, передавая цветы Полу, – так изменился в лице ее грум.

– Ты будто вмиг повзрослел, и какой же ты стал мрачный! – воскликнула она. – Неужели мои слова так тебя расстроили?

– Нет, мисс Лиллиан. Просто я задумался.

– Значит, больше не задумывайся! У тебя сразу морщина появляется меж бровей, ужас какая глубокая, глаза делаются почти черными, а рот свирепо кривится. Вообще ты очень странный, Пол: то весел, будто мальчик, то мрачнеешь, будто мужчина, у которого забот невпроворот.

– Так и есть. У меня забот невпроворот, и неудивительно, что я выгляжу взрослым и мрачным.

– Какие же это заботы, Пол?

– Я размышляю, как поймать удачу и завоевать возлюбленную.

Всякий раз, когда Пол начинал говорить таким тоном и принимал такой серьезный вид, Лиллиан казалось, будто они поменялись местами и теперь уже Пол – господин, а она – служанка. Тщетно детский разум бился над этой загадкой, причем своенравной юной гордячке нравилась такая перемена. Пол заявил, что пора возвращаться, – и Лиллиан с нехарактерной для себя готовностью подчинилась. Ехали они рядом; широкополая шляпа позволяла Лиллиан украдкой рассматривать лицо Пола. Раньше ей не доводилось наблюдать за Полом, когда он об этом не подозревал. Теперь его губы шевелились, хотя ни словечка Лиллиан расслышать не смогла, черные брови были нахмурены, а один раз Пол прижал ладонь к груди, к медальону – вероятно, подумал о своей возлюбленной.

«Что-то беспокоит Пола, я хочу, чтобы он рассказал мне и позволил ему помочь, если это будет в моих силах. Когда-нибудь я заставлю его показать мне ее портрет. Мне интересно, как она выглядит», – думала Лиллиан, вздыхая.

Впрочем, скоро настроение Пола изменилось. Он, улыбаясь, помогал спешиться своей госпоже, а взяв в ладонь изящную ножку, поднял на Лиллиан лучистый взгляд. Зато теперь сама Лиллиан была задумчива. Она, полная недетского достоинства, которое очень ей шло, чинно поблагодарила юного грума и проследовала в дом. Длинная юбка для верховой езды зрительно вытягивала фигуру, и девочка казалась взрослой барышней. Провожая ее взглядом, Пол усмехнулся, затем вскочил в седло и помчался к конюшне, словно только бешеная скорость могла дать выход его чувствам.

– Тебе письмо, сынок, аж из Италии. Любопытно, кто у тебя в этих дальних краях? – сказал Бедфорд, когда Пол снова появился в доме.

Бросив «Спасибо», Пол схватил письмо и метнулся к себе в комнату, где торопливо надорвал конверт, но уже после прочтения первой строки рухнул на стул, будто получил удар под дых, становясь еще бледнее по мере того, как он читал. Наконец письмо выпало из рук, и голосом, полным отчаяния, Пол воскликнул:

– Надо же ему было умереть именно сейчас!

Целый час юноша провел в размышлениях. Дверь была заперта изнутри, шторы опущены, на столе лежали письма, заметки, планы, рисунки, листы пергамента – все это хранилось в папке, с которой Пол не расставался. Над этими-то бумагами он и застыл. На его лице, как в калейдоскопе, надежда сменялась унынием, решимость – раскаянием. Пол снял медальон, раскрыл его, внимательно рассмотрел содержимое – кольцо, закрепленное на одной створке, и миниатюру – улыбающееся детское личико. Глаза его наполнились слезами, он захлопнул медальон и спрятал на груди, прошептав:

– Бедняжка моя! Я тебя не забуду и не оставлю, что бы ни случилось. Да поможет мне время, ибо мою миссию придется отложить. Разве что предприму последнюю попытку…

– Эстер, я собираюсь спать, а пока ты готовишь постель, я прогуляюсь.

Говоря так, леди Тревлин плотнее закуталась в шаль и медленно двинулась по длинной галерее, которую освещали только лунные лучи да отблески огня в камине. Галерея вела в главную залу. Этим помещением не пользовались, и только Эстер время от времени заглядывала туда смахнуть пыль и открыть окна для проветривания, да еще сама миледи проводила там годовщину смерти сэра Ричарда. Обыкновенно леди Тревлин добиралась в своих вечерних прогулках до последнего окна, не далее, да и сами прогулки предпринимала потому, что вечная тревога требовала от нее физической активности. Однако теперь, проделав свой ежевечерний путь, леди Тревлин застыла, ибо из-под двери, ведшей в главную залу, пробивалась полоса желтого света. Ключ был только у миледи, в тот день ни она, ни Эстер не входили в залу. Промелькнули тени чьих-то ног, на мгновение заставив померкнуть световую полосу, и леди Тревлин ощутила на коже ледяные щупальца нервного озноба. Под воздействием импульса она схватилась за серебряную дверную ручку и расслышала, как задвигают в зале ящик бюро. Тогда она приникла к замочной скважине, но ничего не увидела, ибо в скважину был вставлен ключ. Леди Тревлин поспешила в свою комнату, взяла собственный ключ с туалетного столика и, велев Эстер следовать за собой, вернулась к зловещей двери.

– Что стряслось, миледи? – спросила Эстер, не на шутку встревоженная видом и действиями госпожи.

– Там свет, там звуки, там тени! Скорее! – Леди Тревлин пояснила, указывая на дверь: – Вон полоса света, неужели ты не видишь?

– Нет, миледи, темно там, в зале-то, – возразила Эстер.

Хотя свет действительно погас, миледи все равно вставила ключ в замочную скважину. К ее изумлению, ключ легко повернулся, и дверь открылась, явив сумрачное, необитаемое помещение. Эстер храбро вступила в залу, миледи после некоторых колебаний последовала за ней. Пока она медлила на пороге, Эстер успела заглянуть за каминный экран и за трубу, обшарить платяной шкаф, поискать за бюро из черного дерева, где хранились бумаги и личные вещи сэра Ричарда. Никто не обнаружился, даже мышь не выскочила из-за угла. Успокоенная, Эстер обернулась к госпоже, а та, указывая на кровать под бархатным балдахином, выдохнула:

– Ты забыла про нее.

Причина, однако, была не в забывчивости, просто Эстер, при всей своей отваге, содрогалась при мысли, что придется поднять полог и взглянуть туда, где много лет назад лежал ее покойный