Читать книгу - "Ты, главное, пиши о любви - Юлия Говорова"

Только боюсь, чтобы мой уход не выглядел мрачной выходкой…

12 марта

Москва

Марина – Юле

Японские самураи решали проблему на протяжении семи вдохов. Если не получалось, значит еще не созрели условия.

А впрочем – полегче забирай. Не так тут все четко нарисованы, попробуй сама стать прозрачней, и сразу увидишь, как дело пойдет на лад.

Мы ничего не можем утратить – и никого, если эти люди по-настоящему наши ребята. Все остается, и только улучшается – при небольшом расставании.

Благостно, с открытым сердцем, легко, ты, никому ничего не объявляя, идешь и снимаешь себе комнату поблизости, или прибейся к какой-нибудь старице, с улыбкой перетаскиваешь пожитки и говоришь – я вас люблю, благодарю, я тут, рядом, только руку протянуть.

Поменьше верь в реальность происходящего.

Но отваливай, как корабль от пристани – с самыми лучшими чувствами, которые обязательно передадутся твоим друзьям. Обнимаю!

14 марта

Пушкинские Горы

Юля – Марине

Дорогая моя Марина, я бы не стала вам писать, если бы не ждала от вас совета.

Я перейду в Бугрово, в свой забытый скворцовый дом, в мастерскую в яблоневом саду. И поживу одна – будем считать ретритом. А Ирму я буду навещать и ребят тоже.

Возьмем тишину и паузу.

15 марта

Бугрово

Юля – Марине

Вернулась в скворцовый дом, Марина, как вы сказали. Мягко, без лишних слов. Завтра приду к ним – гулять с Ирмой. Видеться будем каждый день и с Вероникой, и с Андреем. Да и мне полезно побыть сейчас одной, я привыкла, что в доме кто-то есть, а тут я абсолютно одна. Сразу начала говорить сама с собой.

Сегодня первая ночь.

По ночам мороз.

16 марта

Москва

Марина – Юле

Благословила, улыбнулась, полетела и приземлилась неподалеку. От небольшого хотя бы пространства любовь становится чуть более высокой и вечной.

Тем более, как мы себя не нахваливай, характер у нас, прямо скажем – не сахар. Можем осточертеть кому угодно.

Уж про себя-то я точно знаю!

17 марта

Бугрово

Юля – Марине

Да, я не грущу, Марин. У нас солнце и солнце, небо синее. С веток падают капли – тает снег. Сегодня нам привезли двух полудиких, весьма вероятно, что брата и сестру, филинов. Гуси мои холмогоры несут яйца. Надеемся, что занесутся казарки. А воздух, какой тут, Марина, у нас, воздух!

С лыжами – вам не хватает волка! Ездового! Я тут на днях упала, так Ирма меня добродушно волокла, и я катилась на животе по снегу и, как Андрей Болконский на поле Аустерлица, наслаждалась небом и верхушками сосен, они мелькали, мелькали на бегу, я еле-еле потом встала на ноги.

Кстати. А вы знаете, Марин, что воет моя девушка Ирма басовито? Мощно и без повизгиваний. Густой сильный вой на низких регистрах.

Смолкает, когда я открываю дверь на крыльце и кричу: «Ирма, елки-палки, два часа ночи! Спать!!!»

21 марта

Бугрово

Юля – Марине

Так, Марина, вдруг захотелось весны, что в этот морозный день посылаю вам привет из апреля, которого, не торопя событий, но все же ждем.

Это, Марин, в лесу, в середине апреля, лес сосновый, все усыпано старой хвоей, листьями после зимы (на солнце они уже подсохли), под елями еще лежит снег, а на склонах, куда попадает солнце, подснежники.

Завтра – Солнцестояние. Скоро брать березовый сок с припека.

И воздух, конечно, весенний воздух, теплый и только в тени прохладный. Но здесь у этих цветов он теплый.

22 марта

Москва

Марина – Юле

Да-а, равноденствие. Экими мы живем всё космическими событиями!

То у меня в окне чуть не полное затмение Солнца…

То тектонические подвижки в литосфере… И бури в стратосфере…

А в океане ученые навострились выискивать звук биения сердца усатого кита – финвала или горбача. Стоит ему разинуть пасть – как на целый мировой океан слышен медленный пульс Левиафана…

Как раз пишу главу о китах – пытаюсь пройти этот путь песенной тропою, стараясь избегнуть мрачнейшей истории людского жестокосердия.

Хотелось бы обогнуть море крови, но непонятно, как это сделать.

После того, как в распахнутом ветрам бушлате случайно я встретила и полюбила поэта Ерёменко (Ерёму), (меня поразило, как он съел пепел от сигареты, со стола на палец прилепил и съел, знаешь, он мне сказал, что «пепел – он стерильный? Любой пепел!»), – я решительно объявила, что моя книга любимая «Моби Дик». А прочитав ее до конца, поняла, отчего на меня все глядели удивленно: столь забубенный «зеленый» – и вдруг такая книга. Короче, ты как хочешь, но от живописнейших картин охоты на китов Мелвилла у меня уже крыша набекрень.

Все мое сердце, Юлька, заполнено льдами Арктики.

А вчера приснился огромный кит, мы с ним свободно плавали рядом, взявшись за плавники. У них плавники – совсем наши руки с пальцами, но короткие и в варежке.

25 марта

Бугрово

Юля – Марине

В Москве, Марин, я вечером смотрела на самолеты, на огоньки самолетов в небе из Домодедова, а здесь-то аэропорта нет, но зато вдалеке – шоссе, где трасса на Псков, и мне видны огоньки машин, они идут, то есть едут, но редко-редко. Местность, где выше, где пониже, и огонек виден (мы на возвышенности) издалека. Вынырнет, занырнет. Или повернет на Пушгоры или к Пскову.

Ходила к Але, не видела ее очень давно. Она даже, когда начала мне про жизнь рассказывать, сказала: «Вот, Юленьк, было это, когда тебя не стало…» Родное «Юленьк», и я виновато: «Аля, ну почему же меня не стало?», хотя, и правда, хожу к ней редко сейчас. Дела. Когда рядом жила в Бугрове, бывала чаще.

Марина душой болеет за китов, а моя Аля, ангел, переживает сейчас за японцев.

Перед телевизором на табурете сидит, а табурет старый, старый, только к Пасхе Аля красит его всегда, то есть каждый год, охристой желтой краской, весь в расщелинах, и табуреточка под ногами. Аля в валенках. Телевизор из-за плохой антенны показывает плохо, рябит, трещит, а она смотрит и молится за Фукусиму.

Угостила меня – давно я не ела щей, именно Алиных щей, с травками, перепоясанными ниткой, с пустыми консервными банками – поставлено долизать котам. С Алиным желанием меня накормить и доставанием варенья и конфет.