Читать книгу - "Банджо и Сакс - Борис Евсеев"

– Да по мне – хоть, Бирюлькин. А за то, что старика испугал – ответишь. Но можно и договориться… Ты нас обедом накорми. И всё забудем. Идёт?

– Я вас не только обедом, я вам выпить-занюхать поднесу. Почесали со мной, на Сухаревку! Мы там клипаки стругаем… Короче, видеоролики готовим. Я – в главной роли, между прочим.

– А тогда чего ж здесь отираешься?

– Натуру для следующей клип-серии выбираю… – Люлькин-Брюс истово, почти до земли поклонился, причём в руке его вдруг возник и медленно шевельнул ожившими волосами длинный с буклями парик. Жако похолодел: «Вдруг и правда, Брюс? Взаправдашний… Ишь, как ловко кланяется. Наши-то заслуженные, как лакеи поклоны бьют…»

– Вот они где, голубчики! А я думаю – кто мне с утра по ушам ездит? Кто в раннюю-рань звонит?

– И не рань вовсе, Матрёна Максовна, девять утра давно.

– А ну – хэндэ хох! Выходи по одному! А вырядились, вырядились как… Ну, точно: грабанули кого-то. А вот я сейчас в полицию звякну, не посмотрю, что ты, Никола, мне родственничек. Смотри каков! Ещё хотела тебя с Липсиком познакомить. А ты с ворьём в подвале засел.

– Мы актёры, а вы пф-ф-ф… а вы, – надулся Жако.

– Чё ты губками пукаешь, старый? Все приличные актёры в Президентском совете сидят, деньги клянчат. А ну, ложись! Сейчас головы дрючком пересчитывать буду.

– Это есть какой-то невозможный баб! Мне её пристрелить, штолли?

– Лучше не надо, вони будет! – Оболтус сказал это тихо, но Максовна услышала:

– Ну так получи, за мою вонь, мря тверская!

Матрёна замахнулась палкой, Оболтус ловко отпрыгнул в сторону. Матрёна шлёпнулась в подвальную воду, заголосила: «убивают»!

– Быстрей на Сухаревку!..

Дух перевели только в допотопной, ещё советской колымаге. Ни одна приличная машина возле них не остановилась. Лже-Брюс радостно потирал руки, Оболтус жалел, что не дал Максовне, хоть она и дальняя родственница, хорошего пинка. Жако, капнув слезой на блузу, спросил подозрительно:

– Что ещё за Липсик такой?

– Ну, Липсик, Клипсочка. Калипсо по-настоящему. Я ж тебе говорил: мармеладка прозрачная. Только глянь на неё – всё, что внутри, сразу видно!

На Сухаревке, в Колокольниковом переулке, в ресторане «33 зуба», в отдельном с большим экраном и голыми стенами, но вообще-то очень даже симпатичном зале – вмиг разомлели. Оболтус глотал не жуя. Жако резал антрекот ножом, нюхал каждый кусочек, закрывал глаза. Наконец Оболтус наелся, выпил водки и напарника заставил:

– За наш собственный «Театр клоунов», выпей, старый. Мы его прямо сегодня с тобой создавать начнём. И этого с буклями к себе переманим.

Тут возвратился Люлькин-Брюс, когда принесли еду он сразу куда-то свалил и Жако уже стал беспокоиться, как бы их с Оболтусом не взяли в рабство, если Брюс не заплатит. Теперь Брюс был без камзола, в батистовой свежей рубахе. На рукавах – кружева, на груди пышные оборки. Жако от удивления икнул.

– А теперь клипы, клипы! – радостно заорал Брюс, – глазенапы закрыли – водка потом, пироги потом! Как услышите голос – так глаза и раззувайте.

Свет в ресторанном зале пригас. Жако послушно зажмурился. Зажужжали далёкие пчёлы, а потом, близко-близко, голоса зазвучали. Верней один, до боли узнаваемый голос зазвучал. Тут и глаз разлеплять не надо было! Вот Жако, веки сильнее и сплющил, даже скривился от отвращения:

– Што этот дурак Каганович мнэ пишет? Нэт, Клим, ты на него полюбуйся! Отвэть ему сегодня же, тэлеграммой: «Архитекторы – слепы. Обуржуазились, скоты! Сухареву башню снэсти к чёртовой матери»! Всё, конец тэлеграмме.

Послышалась далёкая корабельная сирена. После неё – тот же голос:

– Ишь! Буханство-отдыханство им подавай! Брюсову чёрную книгу им – вынь да положь! Запомни, Клим. Рэволюции нэ нужны старорэжимные башни. Нэ нужны дурацкие прэдсказания. Хто такой Лаврэнтий Сухарев? Хватит нам с тобой и одного Лаврэнтия.

Жако с досады даже крякнул, раскрыл глаза. Сталин на экране был мал, до смешного горбонос, с огромным животом и красным кушаком под ним.

– Что за дрянь вы тут показываете? – крикнул Жако.

Призрак Сталина, едва шевелившийся на голой стене, вдруг замер, тиран резко развернулся в сторону ресторанного столика, вкрадчиво спросил:

– Это што за старый пидар тут языком плэщет?

– Всё-всё всё! – Крикнул за спиной у Жако Лже-Брюс. – Интерактив пока не нужен! К интерактивчику мы не готовы ещё. Другой ролик – пошёл!

Теперь Жако закрывать глаза не стал. Прямо на розовой стене выгорбилась трибуна, на неё облокотился какой-то усач во френче. К нему, пока беззвучно, обращались, сидевшие за длинным, овальным столом. Дали звук.

– … так ить протест архитекторов есть, товарищ Каганович. Они пишут: шесть арок и трамвайные пути, под Сухаревой башней проложить можно.

– Шесть арок? Трамвайные пути – туда-сюда? Значит, трамваи под сквозной аркой будут сновать, народ под башней проезжать будет, Лаврентия Сухарева и этого самого Брюса славить? Так, что ли? Что же это у вас в Моссовете получается? Какая-то завалящая церквушка, какая-то дрянная башенка, – и вы тут же протесты принимаете. К чёрту – протесты! К чёрту – их писавших!

– Так ить архитекторы всё известные, вона скоко подписе́й!

– Вы мне бумажками в нос не тычьте. Одиозный памятник эпохи феодализма!.. Снесём к свиньям собачьим. Вот телеграмма товарища Сталина. А вы – башня, башня. Готовы любое дерьмо – ложками жрать… Даже перед сидящими здесь женщинами неудобно. Всё, вопрос исчерпан!

Тут побежали титры и кто-то, по-вологодски окая, пропел за кадром: