Читать книгу - "Духовные проповеди и рассуждения - Мейстер Экхарт"

Объясняя страдание Христа, Экхарт выстраивает одну из своих триад, описывающих структуру человеческого существа: «внешний человек – силы – внутренний человек». В данном случае его можно понять таким образом, что именно силы являются нашей способностью выбирать способ существования. Их концентрация во внешнем человеке создает иллюзию того, что наша природа исчерпывается тварным бытием. С другой стороны, их обращение в отрешенность внутреннего человека истончает нас до «ничто», которое становится свидетельством готовности души принять Бога^[25].

«О НЕВЕДЕНИИ»

Утверждение Экхарта, что лишь в душе человеческой – в отличие от всех остальных тварных существ – происходит рождение Бога, лишает основы все сотворенное, кроме человека. Под «лишением основы» мы имеем в виду отсутствие у мира «скрытого плана» (то есть воли, способности выбора), поскольку все, как говорит Экхарт, есть «действие и чувство» Бога^[26]. Можно предположить, что, подчеркивая «декорационность» мира, Мейстер Экхарт желал привести слушателей к убеждению, что реальны лишь те события, которые происходят в моменты нашего выбора внутреннего или внешнего человека.

Возникает затруднение, с которым в свое время сталкивался Платон (в диалоге «Федон»): если настоящий человек – это внутренняя основа души, где и совершается вневременное событие рождения Бога, то что – при «ничтожестве» внешнего человека – может стать критерием, отделяющим грешника от праведника? Не делает ли требование отрешенности любую моральную оценку относительной?

Экхарт напоминает о разделении человека на внутреннего и внешнего и о роли «сил», которые позволяют человеку концентрироваться на одном или другом. Тот, кто не умеет собирать свои силы воедино^[27], никогда не сумеет уйти от внешнего человека и останется во тьме. Это и есть грех. Фраза из Евангелия от Матфея, с которой начинается эта проповедь, может служить выражением крайнего неведения, ибо «царь Иудейский» рождается не «где-то», а «нигде» – то есть в нашей душе.

«О РАЗУМЕ И О ЕГО МОЛЧАНИИ»

Это – одна из тех проповедей, где Экхарт пытается примирить крайний максимализм своей мистической позиции с более традиционными, «реалистическими» трактовками Писания и здравым смыслом, который говорит, что самый отчаянный мистик все равно не сможет окончательно бежать от жизни деятельной.

Настаивая на усилии, необходимом для рождения Бога в душе, Экхарт уподобляет человека Богу Отцу, который также характеризуется мощью своего творческого усилия. Чтобы подтвердить это уподобление, Экхарт вводит ведущее свое происхождение еще от античных и арабских комментариев на Аристотеля деление ума на действующий, претерпевающий и возможный^[28]. Действующий разум – это тот, который сосредоточивает нас на определенном предмете, выделяет его из других и стремится постигнуть его сущность. Он делает наше мышление конечным, связывает его с единичными, тварными вещами.

Более высок возможный разум, характеризующий не какие-то определенные ступени познания, но промежуточные состояния, которые и наполняют большую часть нашей психической жизни. Он выше потому, что позволяет увидеть ограниченность любого человеческого знания. Он похож на материю (как ее описывали неоплатоники и создатели «Герметического корпуса») – стремящуюся к присвоению всех идеальных образов, всех истинных сущностей разом, но получающую их по отдельности в виде временных, смертных тел. Однако это сходство с материей в системе понятий Экхарта не является чем-то отрицательным. Неудовлетворенность конечным знанием (знанием тварных вещей) заставляет разум находиться в состоянии поиска^[29]. Поиск учит человека тому, что главное в нем – не создающее знание начало, но страдательный разум, пассивный, однако открытый в своем недеянии Богу.

Когда человек позволяет своему разуму не действовать, молчать – тогда он и получает знание, причем во всей возможной полноте, ибо место действительного ума занимает Сам Бог.

Деятельная жизнь в таком случае – это упражнение, совершаемое возможным умом, и подготовка к состоянию недеяния, когда у человека остается единственный объект восприятия – Бог. Поскольку мы тварны, мы все-таки «выскальзываем» из своей мистической основы и оказываемся оставлены Богом. Однако богооставленность становится истоком страдания и нового самоуглубления, совершаемого в молчании разума.

«О ГНЕВЕ ДУШИ»

Красивейшая и очень прозрачная проповедь Экхарта, показывающая все перипетии «богоборчества», требовательного испытания Божества, которое должна пройти душа, прежде чем она успокоится в сущности – своей и божественной одновременно.

Отметим только основные моменты титанического предприятия, совершаемого душой. Прежде всего она стремится познать себя и Бога. Познание утверждает различие между ними: различие, которое переживается душой наиболее болезненно, поскольку отличие от Создателя означает присутствие в ее основе фундаментальной расколотости, «ничто».

Следующий шаг – утверждение себя как «ничто» для Бога (несуществование лишает возможности противостоять Творцу). Когда нет противопоставления, тогда сама душа может быть помыслена как Божество – но не творящее, а пребывающее у Себя и в Себе.

Наконец, поскольку нет никакого противопоставления, то нет никакой определенности. Если нет твари, то нет и Творца – а лишь одна «чистая сущность».

Таким образом, пытаясь преодолеть различие с Богом, душа прежде всего отрицает возможность постигнуть Начало, затем отрицает свою сопоставимость с Ним, в результате чего через собственную «ничтойность» скрывается в сверхбожественной сущности.

Здесь Экхарт вновь возвращается к теме «ничто» и фактически утверждает, что, выбрав для нас этот материал («ничто»), Бог таким образом даровал душе возможность вернуться к нему – через полное самоотрицание (и Богоотрицание!).

Еще одним важным моментом в данной проповеди является фактическое возвращение Экхарта к некоторым положениям древней, некогда признанной еретической концепции «монархиан-модалистов» (Ноэт, Праксей^[30]), согласно которой Лица Троицы являются проявлениями Божества в мир. У нашего автора Лица оказываются откровением Божества Себе Самому и одновременно различными моментами Его творческой деятельности – о чем Экхарт более подробно будет говорить в проповеди «О Царствии Божием»^[31].