Читать книгу - "Дикая роза - Айрис Мердок"

— Что случилось, Хью?

Хью ещё прошелся молча, повесив голову, потом сказал:

— Я должен с кем-то поделиться. Совета я у вас не прошу. Или прошу? Нет, не думаю. Просто хочу поделиться.

— Ну что ж, делитесь, — сказала Милдред и вся насторожилась.

— Речь идет о Рэндле.

— А-а. — У Милдред немного отлегло от сердца. И вдруг, словно свежим воздухом пахнуло, впереди открылись туманные зеленые дали. Неужели Рэндл все-таки убрался с дороги?

— Рэндл обратился ко мне… с чрезвычайно… удивительным предложением.

— Каким? — Милдред приободрилась, навострила уши.

— Сейчас, подождите, — сказал Хью. Он глянул в окно, на рваный мелкий дождь, и зашагал обратно. — Пожалуй, мне лучше немного ввести вас в курс дела.

— Пожалуй.

— Не знаю, знаете вы или нет, что у Рэндла роман с одной особой по имени Линдзи Риммер, которая состоит в компаньонках у Эммы Сэндс. Может быть, это уже всем известно?

— Всем не всем, но я об этом знаю. Дальше?

— Ну, коротко говоря, Рэндл вбил себе в голову, что хочет бросить жену и уйти к этой Линдзи.

Милдред легонько перевела дух.

— А я думала, что он уже бросил жену. — Никаких недоговоренностей — для доклада Феликсу ей нужны самые точные сведения.

— Да нет, — сказал Хью. — По-моему, он сейчас и сам не знает, бросил он её или нет. Скорее, он считает, что официально её не бросил.

— А она?

— Она… она верная жена. — Потом добавил: — Она уважает условности. — И, как бы поправляя себя, добавил еще: — Она хороший человек.

Казалось, он готов был ещё и ещё уточнять свою мысль, но Милдред перебила его:

— Вы хотите сказать, что она не порвет с Рэндлом, как бы скотски он себя ни вел.

Хью поморщился — то ли на резкое слово, то ли на прямоту Милдред.

— Нет, она с ним не порвет. Никогда.

— Значит, если он не уйдет открыто, она будет считать, что он не ушел?

— Да, выходит так.

Чтобы не показать, как её интересует Энн, Милдред спросила:

— Ну а Рэндл? Ведь это самое главное. Останется он или уйдет?

Хью все шагал, не отрывая глаз от ковра, и темная бахрома волос падала ему на виски. Вдруг он глянул Милдред в лицо и сказал:

— Чтобы уйти… ему нужно… очень много денег.

— Денег, — повторила Милдред. У неё мелькнула шалая мысль — неужели Хью хочет просить у неё финансовой помощи? — Но у него нет денег?

— Нет.

— Ни гроша, наверно, нет. Разве что для питомника. А так — ни гроша. Ну а Рэндлу, конечно, требуется показать себя в полном блеске.

Хью зорко взглянул на нее.

Надо придержать язык. Нельзя допустить, чтобы он заподозрил насмешку. И она проворковала:

— Ну, дальше, дальше, Хью, продолжайте.

— Он уйдет, только если добудет деньги, не иначе.

— Но как он их добудет? Откуда?

Хью повернулся и посмотрел на Тинторетто. Сперва Милдред думала, что он сейчас что-то скажет. Потом поняла, что он уже все сказал, и воскликнула негодующе:

— Нет, нет! Ни за что!

— Так и я ему ответил, — сказал Хью тихим, усталым голосом и сел на диван лицом к Милдред.

— Это было бы непростительно, — сказала Милдред. Возмущенная до глубины души, она говорила, не думая. — Нет, Хью, нет.

Наступило молчание, и Милдред, только теперь кое-что сообразив, мысленно ахнула.

— Да, это непросто, — сказал Хью все так же тихо. И добавил: — Выпью-ка и я глоточек.

Какое уж тут просто! Не получит денег — не уйдет. А не уйдет — не видать Феликсу Энн.

Милдред взяла себя в руки. Решение быть объективной причиняло ей физическую боль, но она сказала твердо:

— Хью, вы рассудите здраво. Продать вашего обожаемого Тинторетто ради того, чтобы Рэндл мог порезвиться с женщиной, которая через полгода, скорее всего, ему надоест? Это смешно. И это было бы в корне неправильно. Скажите Рэндлу, пусть возьмется за ум. Если он хочет уйти от Энн, пусть получит половину того, что стоит питомник, и начинает сначала. А эта Риммер, что же, не умеет работать? Вам почему-то кажется, что они не простые смертные. Такое отношение может им только повредить.

— Обо всем этом я уже думал, — сказал Хью. — Я думал об Энн. Думал о Саре. Думал о том, что, уж если продам картину, деньги нужно отдать в фонд по мощи голодающим. Все передумал.

— А если так, почему же вы ещё сомневаетесь?

— Непросто это, — повторил он и подлил себе виски. — У Рэндла это очень серьезно. Он действительно любит — так, как любят только раз или два в жизни. И у такого человека, как он, именно в его возрасте любовь прочнее. — Он вздохнул. — Мне кажется, это надолго. Она, кстати сказать, очень хороша.

— Хью, не будьте фривольны.

— А без денег он не уйдет.

— Ну и пусть не уходит! — вскричала Милдред, теряя терпение. Ей было обидно за Феликса, но никаких неясностей она тут не усматривала.

— Но понимаете… — сказал Хью и умолк, словно не зная, стоит ли продолжать. — Есть ещё одна сторона вопроса.

Милдред, точно выключатель щелкнул у неё в мозгу, сразу увидела эту другую сторону, и если при виде первой картины она ахнула, то от этого видения у неё и вовсе захватило дух. Не дав ей собраться с мыслями, Хью опять заговорил:

— Как ни пробуй это выразить, все покажется чудовищным. Разумеется, это и в самом деле чудовищно, не вмещается ни в какое серьезное намерение. Это кошмар, кошмар наяву, который преследовал меня всю ночь. И когда я вам звонил, мне нужно было сознаться в этом кому-то, сознаться вам. Просто чтобы от этого избавиться. Да, избавиться. Когда я вам скажу, вы решите, что я сошел с ума. Все, что вы сейчас говорили, совершенно верно. И, конечно, картину я продать не могу. — Он замолчал, словно уже высказался до конца.

— Но вы мне не сказали, — напомнила Милдред, видя, что он молчит. — Эта… другая сторона. Она касается Эммы?

— Милдред… — начал Хью. Потом судорожно прикрыл лицо руками, растопырив пальцы на лысом лбу и заглушая ладонью не то вздох, не то стон.

— Вот, значит, до чего дошло, да?

— Вы такая чуткая, такая отзывчивая, — сказал Хью, опуская руку. — Вы все понимаете с полуслова. Помните, я недавно вас спрашивал, пойти к ней или нет? Ну так вот, я послушался вашего совета, пошел. Я думал, может быть, успокоюсь. Но нет, не успокоился, куда там.

— А вы помните, я сказала, что вы без пяти минут влюблены. Вот вы и влюбились. — Голос её дрожал.

— Я влюбился, — повторил он торжественно, захваченный высоким трагизмом своей участи.