Читать книгу - "Глиняный мост  - Маркус Зузак"

И съели все до крошки.

Думая об этом сегодня, я вспоминаю все, что нам рассказывали, особенно все, что рассказывали Клэю, и задаюсь вопросом, что же самое важное.

Я думаю, самое важное вот что.

Потом они шесть или семь недель встречались, то у него, то у нее, скакали вверх-вниз по Пеппер-стрит. Что до Майкла Данбара, то в нем каждый раз закипала жизнь – от свежести и светлых кос Пенелопы. Целуя ее, он чувствовал вкус Европы, но еще и вкус не-Эбби. Сплетаясь с ней пальцами перед прощанием, он чувствовал прикосновение беженки, и это была не только она, но и он.

Наконец, он признался ей, на крыльце дома номер 37.

Было воскресное утро, серое и теплое, а ступени холодили – а он был прежде женат и разведен: ее звали Эбби Данбар. Он лежал в гараже на полу.

Мимо промелькнули машина и девочка на велосипеде.

Он рассказал, как пусто было жить, выживать одному. Задолго до того вечера, когда она постучала в его дверь, он хотел ее увидеть. Хотел, но был не в силах. Не мог рисковать еще одним крушением. С него хватит.

Люди, как мне кажется, забавно признаются.

Мы признаемся почти во всем, но важно лишь то, о чем мы умалчиваем.

У Майкла Данбара это были два предмета, которых он не коснулся.

Во-первых, он нипочем не признался бы, что тоже способен творить какую-то красоту, – картины.

И к тому же (это было продолжением первого) не сказал, что где-то в самых мрачных закоулках души даже больше, чем новой отставки, он боялся приговорить другую женщину к званию вечно второй. Вот так он думал об Эбби и о жизни, которой жил и которой лишился.

Но, с другой стороны, был ли у него какой-то выбор?

Это был мир, где несговорчивые грузчики попирали логику. Мир, где судьба представала перед тобой одновременно загорелой и бледной. Боже, да там даже Сталин затесался: как бы он мог сказать «нет»?

Может, и правда, что нам не приходится такое решать.

Мы думаем, будто решаем, но это не так.

Мы наматываем круги по району.

Ходим мимо той самой двери.

И если ударяем по клавише пианино и оно не звучит, то мы ударяем еще раз, потому что так надо. Нам надо услышать звук, и мы надеемся, что это не ошибка…

Вообще-то, Пенелопа никак не должна была здесь оказаться.

Наш отец не должен был развестись.

Но они оказались там и двигались, размеренно и естественно, к определенному рубежу. Как лыжники с горы, они неслись под обратный отсчет в мое «сейчас».