Читать книгу - "Черное солнце - Юрий Луговской"

Корни чеченского стресса — безнадежность, бесперспективность, отчаяние. Сначала чеченских женщин, у которых погибли дети в первой и второй чеченских войнах и продолжают, как и наши российские солдаты, погибать, потому что большинство молодых чеченцев не мыслят себя без того, чтобы влиться в ряды боевиков, — сначала их обнадеживали наши демократы, потом сепаратисты, ваххабиты. Но надежды остались надеждами, а люди продолжали погибать, и им ничего не оставалось делать, как самим взяться за оружие. У матери отняли ее ребенка — он был для нее всем, она не была феминисткой, эмансипированной бизнес-леди. Какой у нее выход? Она выбрала войну. Если дети пропали без вести, это не менее тяжело, значит, души их находятся в скитаниях, мучаются, вместе с душами непогребенных родственников.

Возникает тоска. Это не просто литературный термин, который мы так часто употребляем, это психиатрический феномен, который связан с реальной физической болью. Как он проявляется? Эту боль легко представить, если вспомнить, как, будучи не подготовленными к тому или иному физическому упражнению, нагрузке, мы начинаем рьяно браться за дело, а потом ощущаем несколько дней боли в мышцах, костях. Такова же боль при военном стрессе, только она в десять раз больше, чем после занятий в тренажерном зале после длительного перерыва.

Она может возникнуть как тоска по утраченному дому, когда пострадавшие видят свой дом разрушенным, разграбленным, свое гнездо разбитым. Есть у этой тоски и еще одно проявление — кажется, что все небо давит сверху, а земля под ногами раскаленная, горячая.

От этой невыносимой тоски надо как-то избавляться. И вот женщине — в данном случае мы говорим о женщинах, хотя это распространяется и на мужчин — предлагают отдать свою жизнь ради какой-то сверхидеи: ради Аллаха, ради мести за своих близких, и таким образом снять с себя проклятие. И тут, когда человек готов к гибели, он ощущает своего рода предсмертный транс. И тоска уходит. Он испытывает неимоверную легкость, все проблемы кажутся решенными. Своего рода наркотик. Этот феномен описал еще Достоевский в начале романа «Идиот». Да и сам Федор Михайлович испытал нечто подобное, когда его сначала приговорили к казни, а потом казнь отменили. Он ведь часто списывал с себя героев своих романов, они часто страдали теми же болезнями, что и их создатель.

В этом случае возникают необычный экстаз и радость, непомерное счастье. С чем оно связано?

Павел остановился. Углубляться в основы психоанализа? Нет, пожалуй, этого делать он не будет. Он хочет, чтобы его прочитали люди, не читавшие работ Фрейда или Юнга. Значит, все-таки это будет не диссертация. Поэтому вкратце. Павел осмотрелся, нашел взглядом Трофима, который умиротворенно развалился на диване, и продолжил:

У человека есть глубинное «я», то, на что он способен и что хочет воплотить, и есть «сверх-я», то есть подчтение традициям, обычаям, обязательствам, необходимости выполнять социальный долг гражданина, долг перед обществом, моральные, религиозные устои, которым, как он считает, надо следовать. А когда человек обречен на смерть и он знает, что она вот-вот придет, он от этого «сверх-я» освобождается. Освобождается от долгов, обязательств, которые висят над ним всю жизнь. И сразу — вот оно, чувство необычного, экстатического счастья, предсмертный экстаз. Тоска уходит, боль снимает как рукой, при этом мир вокруг кажется ярким, ясным, четким. А у чеченских террористок, у шахидок, есть еще нечто иное. Они обретают радостное чувство власти над теми, кто живет вокруг. Они ведь всех вокруг могут лишить жизни, тех, кто принадлежит к враждебному этносу, враждебному, потому что представители этого этноса убили их дитя. Это ощущение, когда в любой момент они могут прекратить жизнь своих врагов, дает ощущение власти над всем миром. Пусть ненадолго — зато какой власти!

Плюс чувство мести. Все то горе, которое у них было, они утопят в крови представителей враждебного лагеря, с которыми связывают свое горе. А если террористке внушено, что таким образом она приобщается к Аллаху, что и делается в ваххабитских общинах, то экстаз усиливается в несколько раз.

Широко используются наркотики. В этом ваххабиты знают толк. Они учатся у своих предшественников — ассасинов, то есть гашашинов, людей гашиша, только в отличие от древних ассасинов используют известные современной наркомании изощренные комбинации наркотических и психотропных средств. Не просто морфий и не просто гашиш. Наркотики приходят на помощь, если террористка вдруг выпадает из предсмертного транса. Они возвращают ее в это состояние.

Но интересно то, что, освободившись от «сверх-я», шахидка перед самой смертью может освободиться и от всего того, что ей внушили при подготовке. И вот именно это и произошло с Заремой Мужикоевой. Она шла на свершение террористического акта, освободившись от обязанностей матери, от обязанностей перед своим родом, который не одобряет самоубийство (это у чеченцев большой грех). Но перед самым терактом она вдруг освободилась и от навязанных ей приказов убить. И она передумала. Она понимала, что ее сумка может взорваться, и старалась быть там, где было меньше всего народа. И в конце концов бросила эту сумку. Когда ее спросили, что это она бросила, она сказала: не подходите, там пояс шахида, уходите, он может взорваться в любой момент. У нее предсмертный транс распространился и на освобождение от приказа тех, кто готовил ее к теракту.

Если подготовленная шахидка сразу не приступает к теракту и через небольшой промежуток времени остается предоставленной самой себе, в ее психике могут совершиться сложные преобразования, например, может возникнуть желание вернуться к нормальной жизни. Все зависит от круга, в который она попала. Если ее со всех сторон контролируют и держат на психотропных средствах, то шансов у нее нет. Но возможны и другие варианты… Человек не всегда становится зомби, даже если на него оказывают воздействие.

Павел неожиданно вспомнил Евгения Шварца. Сначала он подумал, что это не к месту и не этично в данной работе. Но потом решил не ограничивать свой поток сознания и обратился к «Дракону». Один из героев говорит: «Я не виноват, меня так учили…» Другой ему отвечает: «Нас всех учили. Но почему ты стал первым учеником, скотина такая?..»

Смысловой отрывок был закончен, и телефонный звонок прозвучал как нельзя кстати. Павел выключил компьютер, сел на диван, погладил кота, тот довольно потянулся и замурлыкал. Павел снял трубку. Он хотел расположиться покомфортнее. Взял Трофима на колени, погладил, спокойно сказал: «Алле». Но то, что он услышал, не располагало к расслаблению.

— Сынок, Паша! Ты новости слышал?

— Нет, мама, а что случилось?

— Дима, Димочка… — голос прервали рыдания.

— Что случилось, мама? Что с ним?

— Его похитили. «Эхо Москвы» передало. И по телевизору сказали.

— Мама, я сейчас приеду, папа дома?

— Ну конечно, — в трубке рыдания.

— Папа звонил кому-нибудь из своих военных?

— Звонил.

— И что сказали?