Читать книгу - "Кукушонок - Ингрид Нолль"

— Ну, давай же, колись! Чего тебе от меня надо?

Похоже, остатки мыслительных способностей у него сохранились. Я спросила, какие к нему применяют реанимационные меры, чем кормят и каковы здешние врачи, поболтала и о каких-то пустяках.

Он меня почти не слушал, а потом внезапно разразился плаксивыми жалобами:

— Мне подсунули какую-то непонятную бумажонку, из которой следует, будто Виктор не мой сын, и утверждают, что я на своей машине нарочно врезался в ограничительный барьер на дороге. Кроме того, они якобы обнаружили в нашей сверкающей чистотой кухне кровь под плитой и посудомойкой. Я не могу в это поверить. Биргит исчезла бесследно, и они наверняка думают, что это я ее убил.

Мне пришлось соврать, потому что до сих пор никто, к счастью, не знал, что я тоже заказывала тест на отцовство.

— Ребенок странным образом не от тебя и не от Гернота, это установила уголовная полиция. У тебя уже есть адвокат? — спросила я.

Штеффен попытался достать с ночного столика носовой платок, но не смог.

— Ты одна во всем виновата, змея ты подколодная! — Он высморкался в пододеяльник. — Уйди с глаз моих, пока я не свернул тебе шею! Глаза бы мои на тебя не глядели!

В гневе он хотел отвернуться от меня к стенке, но трубка, идущая к вене, ему не позволила.

Я вырвала свой букет из вазы, пролив при этом половину воды, и поспешила выбежать из палаты.

До парковки было минут пять ходьбы, в течение которых я пыталась привести в порядок свои мысли. Из головы у меня не выходили последние слова Штеффена: они однозначно содержали обвинение. Его память явно работает в некоторых направлениях, и он, выходит, очень хорошо помнит, что не кто иной, как я, посоветовала ему сделать этот роковой генетический тест.

Раз уж я оказалась неподалеку, да еще и с букетом цветов, мне захотелось ненадолго заглянуть к маме. Давно я не была на своей давней родине в винодельческих краях — Дюркхайме. Здешний почти средиземноморский климат между Пфальцским лесом и долиной Рейна для меня благотворнее, чем летний зной наших мест вдоль шоссе Бергштрассе. Для большинства моих коллег речь здешних виноделов и крестьян и непонятна, и немелодична, но я волнуюсь, когда до моего слуха долетают слова на знакомом диалекте. Я купила прямо на улице пакет персиков, которые вызревают здесь такими сладкими. Для меня этот «кулек пэршиков» звучал как амброзия и нектар.

С печалью я приближалась к родительскому дому. Я очень тосковала по умершему отцу. И тявкающей таксы тоже уже не было в живых, кривую смоковницу в палисаднике срубили, а вместо нее посадили скучные хвойные деревья.

У мамы были гости. Наверняка «друг дома», промелькнуло у меня в голове, но этот человек оказался всего лишь соседом, который время от времени помогал ей по саду. Они как раз старались освободить из подвала землеройку, что удалось им лишь с пятой попытки. Лишь после довольного «все слава богу» пенсионер удалился, а я наконец получила стакан белого виноградного вина сильванер и крендель.

Мама одета в тесный розовый пуловер и черные брюки-дудочки, ногти у нее, несмотря на ежедневную работу в саду, покрыты свежим лаком.

— А ты еще не знаешь моего нового соседа? — удивилась она. — Очень приятный человек. К сожалению, дочь у него малость чокнутая, ну ни дать ни взять Благочестивая Елена, такая же ханжа. Но как сестра милосердия она, может быть, как раз на своем месте.

Она слушала, раскрыв рот, когда я рассказывала ей о своем посещении Штеффена.

— Деточка моя, — сказала она, — посещение убийцы было совершенно излишне и небезопасно. Как я понимаю это дело, все кончится процессом по косвенным уликам.

— Как это? — спросила я специалистку, которая почти каждый вечер отдается новому детективному роману.

— Во-первых, Штеффен умело симулировал потерю памяти. Он не может способствовать выяснению истины, потому что он — якобы — не помнит. Во-вторых, специальная комиссия до сих пор не нашла труп. Значит, трудно будет уличить его, но тем не менее на основании отягощающих обстоятельств и показаний свидетелей все же можно…

— Мисс Марпл, в вас погиб как минимум главный комиссар уголовного розыска, — сказала я. — Но это дело имеет и свою хорошую сторону: теперь у нас в доме есть ребенок. Патрик настолько им очарован, что, может быть, и сам захочет стать отцом.

— Это все только разговоры — может быть да когда-нибудь, — сказала мама. — В твоем возрасте это неверная установка. Начинать надо немедленно! Еще неизвестно, получится ли это вообще!

— Разве что изнасиловать Патрика? — спросила я и поднялась уходить.

Дома меня встретило веселое оживление. Ни Патрик, ни Мануэль не спросили меня, почему я вернулась так поздно.

— Аня, что ты на это скажешь, у нас кое-что новенькое! — восторженно воскликнул Мануэль. Он положил голого малыша на мягкое одеяло и резиновой лягушкой «прыгал» на его круглом животике и «пищал».

Виктор булькал и смеялся так заливисто и заразительно, как не делал еще ни разу, и требовал бесконечного повторения игры. Перед лицом этой чистой радости жизни все тревоги начисто вылетели у меня из головы.

— Наш малыш умеет не только это, — гордо сказал Мануэль. — Он поворачивается со спины на бок.

— Это уже анекдот с бородой, переворачиваться он научился еще неделю назад, — возразил Патрик. — Парень, ведь ты еще не уложил вещи в дорогу!

Мануэль бросил на меня умоляющий взгляд.

— Отец думает, что необходимо три дня, чтобы кинуть в рюкзак трусы, майку и свитер.

— Тебе непременно надо меня осрамить, — укорил Патрик. — Взять на абордаж этот люксовый круизный лайнер ты сможешь только тогда, когда пятеро филиппинцев занесут на борт твои десять трансатлантических чемоданов.

Наше веселое настроение испортил трезвон телефона. Не смогу ли я завтра с Виктором зайти в полицейский участок? Речь лишь о том, чтобы взять пробу его слюны, это займет лишь несколько минут, письменное согласие его номинального отца имеется в наличии.

Очевидно, приватные исследования Штеффена не считаются достаточными доказательствами. Из чувства долга я позвонила Герноту, чтобы информировать его как о моем визите в клинику, так и о полицейских мерах.

— Меня тоже вызвали для генетического теста, — сказал Гернот. — И я в ярости. Они хотя и утверждают, что это дело добровольное, но если откажусь, я сразу попадаю под подозрение. Что же мне еще остается?

Да, можно было не тратить деньги на генетический анализ Гернота, невесело подумала я. Правда, для меня новость, что моего мужа уличили в любовной связи, хотя и с опозданием. Не собираются ли они взять пробы слюны у всех моих коллег? Большинство из них по случаю каникул за границей. И все равно, наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки. Как только раскроется тайна неизвестного отца Виктора, прояснится, возможно, и вся ситуация.