Читать книгу - "Случайный турист - Энн Тайлер"

Женщина в старинном платье пригласила их за столик. Мэйкон захватил свой пунш, Сьюзан свой уже прикончила. Ее слегка покачивало. Когда официантка спросила, подать ли винную карту, она лучезарно взглянула на Мэйкона, но тот отрезал:

– Нет. Пожалуй, мы начнем с супа.

Он почему-то считал, что суп отрезвляет.

Однако Сьюзан безумолчно балаболила и за супом, и за главным блюдом, и за двумя десертами, между которыми не смогла выбрать, и за крепким черным кофе, который силком заставил выпить Мэйкон. Она говорила о нравившемся ей мальчике, но тот, непонятно, то ли отвечал ей взаимностью, то ли предпочитал особу по имени Сисси Пэйс. Рассказала, как на бале Хэллоуин этот восьмиклассник заблевал всю стереоаппаратуру. Поведала, что как только Дэнни исполнится восемнадцать, они втроем снимут собственную квартиру, и поскольку мама в положении (о чем Мэйкон не знал), то даже не заметит их исчезновения.

– Неправда, – возразил Мэйкон. – Мама будет очень переживать, если вы уйдете.

Со второй попытки Сьюзан подперла кулаком щеку и заявила, что она не вчера родилась. Волосы ее растрепались и торчали в стороны, точно наэлектризованные. Мэйкон с трудом запихнул племянницу в пуховик и потом, дожидаясь такси, был вынужден придерживать ее за шкирку.

На вокзале Сьюзан ошалело щурилась, а в поезде мгновенно уснула, привалившись головой к окну. Когда в Балтиморе Мэйкон ее разбудил, она спросила:

– Как ты думаешь, дядя Мэйкон, он злится на нас?

– Кто?

– Наверное, его бесит, что мы потихоньку о нем забываем?

– Нет, милая. Конечно, нет.

В машине Сьюзан опять уснула, и Мэйкон ехал очень осторожно, чтобы ее не беспокоить. Дома Роза попеняла брату, до смерти уморившему несчастного ребенка.

– Надо, чтоб собака вам подчинялась в любой ситуации, – сказала Мюриэл. – Даже если вокруг куча народу. Вот, скажем, вы куда-то заходите, а собака ждет вас снаружи. Над этим сегодня и поработаем. Начнем тут, на вашем крыльце. А завтра попробуем у магазинов и прочего.

Она взяла поводок и вышла на улицу. Лил дождь, но под козырьком крыльца было сухо.

– Погодите минутку, – сказал Мэйкон. – Я вам кое-что покажу.

– Что?

Мэйкон дважды притопнул. Эдвард беспокойно поежился, глянул вдаль и как будто откашлялся. Потом медленно-медленно подогнул переднюю лапу. Затем другую. И вот так, поэтапно, лег.

– Ну вот! Молодец! – сказала Мюриэл. И прищелкнула языком.

Эдвард прижал уши, предлагая его погладить.

– Вчера я его тренировал почти весь день, – доложил Мэйкон. – Воскресенье, я был свободен. Когда племянники мои собрались уезжать, Эдвард, как обычно, зарычал. Тогда я топнул, и он лег.

– Я вами обоими горжусь. – Мюриэл вытянула руку и приказала Эдварду: – Жди. – Она вошла в дом. – Ну же, Мэйкон, заходите.

Закрыли входную дверь. Мюриэл оттянула кружевную занавеску и глянула на улицу:

– Пока что ждет.

Потом отвернулась, осмотрела свои ногти и огорченно причмокнула. С плаща ее капало, отсыревшие пряди торчали штопорами.

– Когда-нибудь я сделаю себе настоящий маникюр, – сказала Мюриэл.

Мэйкон пытался разглядеть, как там Эдвард. Он сомневался, что пес станет ждать.

– Вы когда-нибудь ходили к маникюрше? – спросила Мюриэл.

– Я? Господи, нет.

– А что, некоторые мужчины ходят.

– Только не я.

– Хоть бы разок получить профессиональный уход – ну там ногти, кожа… Моя подружка ходит на вакуумную чистку лица. Все поры, говорит, открываются. Мне бы туда попасть. А еще я хочу определить свои цвета. Какие мне идут, какие нет. Что именно подчеркнет мои достоинства.

Она посмотрела на Мэйкона, и тот мгновенно догадался, что речь вовсе не о цветах, но о чем-то другом. Что слова лишь служат этаким фоном. Мэйкон на шаг отступил.

– В тот раз вам не стоило извиняться, – сказала Мюриэл.

– Извиняться?

Хотя он прекрасно понял, что имелось в виду.

Видимо, и она поняла, что он понял. Разъяснять не стала.

– Э-э… не помню, говорил ли я, что еще не развелся официально, – сказал Мэйкон.

– И что из этого?

– Мы просто… как это говорят… расстались.

– Ну? И что?

Вы уж простите, Мюриэл, хотел он сказать, но после гибели сына секс… свернулся. (Как сворачивается молоко – вот такой вот нашелся образ. Скисшее молоко, потерявшее свои природные свойства.) Об этом я больше не думаю, правда. Честное слово. Сейчас я даже не понимаю, из-за чего был весь этот сыр-бор. Теперь это кажется жалким.

Но сказал он другое:

– Боюсь, как бы не пришел почтальон.

Мюриэл еще секунду смотрела на него, потом открыла дверь и впустила Эдварда.

Роза вязала пуловер – Джулиану на Рождество.

– Так рано? – спросил Мэйкон. – Мы только-только отметили День благодарения.

– Да, но тут очень сложный узор, а я хочу, чтоб вышло красиво.

Мэйкон смотрел на мелькавшие спицы.

– А ты заметила, что Джулиан носит кардиганы? – спросил он.

– Кажется, да, – сказала Роза.

И продолжала вязать пуловер.

Из серой пряжи, называвшейся, кажется, меланжевой. Джулиан предпочитал пастельные либо темно-синие тона. Он одевался как гольфист.

– Ему нравится треугольный вырез, – сказал Мэйкон.

– Это не означает, что он забракует вещь с круглым вырезом.

– Послушай, я вот что хочу сказать… (Безмятежно постукивают спицы.) Он же повеса. Неужели сама не понимаешь? И потом, он моложе.

– На два года.

– Но у него другой стиль жизни, молодежный, что ли. Холостяцкая квартира и прочее.

– Он говорит, от всего этого он устал.

– О господи.

– Хочется, говорит, домашнего уюта. Ему нравится моя стряпня. Не мог поверить, что я вяжу ему свитер.

– Да уж, – мрачно отозвался Мэйкон.

– Пожалуйста, не надо все портить.

– Милая, я просто хочу тебя уберечь. Знаешь, тогда, за праздничным столом, ты была не права. Любовь, это не только шуры-муры. Нужно учитывать и всякие другие аспекты.

– Он съел мою индейку и не захворал, – сказала Роза. – Две большие порции.

Мэйкон застонал и выдрал у себя клок волос.

– Сперва попробуем на тихой улочке, – сказала Мюриэл. – Где не слишком людно. В каком-нибудь магазинчике на отшибе.

Она сидела за рулем своей серой колымаги. Рядом с ней Мэйкон, на заднем сиденье Эдвард, весело растопыривший уши. Он всегда радостно залезал в машину, хотя очень скоро начинал канючить. В скулеже его слышался вопрос: ну сколько еще? К счастью, нынче поездка была недолгой.