Читать книгу - "Еще о женьщинах - Андрей Ильенков"

И вот она, накинув пелеринку, выходит из подъезда и вежливо просит их вести себя потише. А лучше — совсем отсюда уйти. Естественно, молодые люди загибают пальцы и вступают в пререкания. Они посылают героиню по матушке и предупреждают, что если она ещё раз вякнет, то они её дружно отымеют всеми им известными противоестественными способами.

Если бы героиня наша была более тёртой бабой, она бы, конечно, знала, что все эти угрозы — лишь гнилой базар, лишь следование своеобразному гопническому этикету. Но она была женщиной интеллигентной и несколько робкой по характеру, так что всерьёз испугалась. Дрожа от страха, она бросилась в квартиру, а через пару минут вернулась с мужниным газовым пистолетом. Она решила дорого продать свою жизнь!

Пистолет же был очень большой. Это была копия известной во всём мире модели «Кольт 1911А1». Она, с трудом удерживая эту дуру двумя руками, направила ствол на гопников и предупредила, что сейчас откроет огонь на поражение (точно такие слова она как-то слышала от мужа). С молодых людей в момент слетел хмель. Тем более что женщина ведь не сказала: «Уходите, иначе открою огонь!» Она только сказала, что сейчас откроет. И с громким щелчком отвела курок. Молодые люди сильно занервничали, вскочили со скамейки и залопотали что-то в дом духе, что, дескать, хорош, убери волыну, уходим!

Понятно, что героиня наша не слишком-то разбиралась в оружии. Она ещё способна была отличить пистолет от ружья, но уж никак не от газового пистолета. Не желая никого убивать, она стала целиться по ногам, но поскольку было темно, и она боялась промазать, то из самых гуманных соображений сказала: «Пожалуйста, медленно подойдите к фонарю и встаньте там. Это в ваших же интересах». Но они не послушались. Они бросились врассыпную, стараясь держаться самых тёмных мест. Однако наша героиня такому исходу была только рада: ей совсем не хотелось проливать человеческую кровь.

* * *

Когда-то на одном совещании молодых писателей я познакомился с одной поэтессой. Она писала стихи, иногда также пьесы. Она была ничего себе, довольно симпатичная и весьма юная, меня моложе лет, наверное, на десять. Ну мы разговорились, немного погуляли в промежутках между семинарами и типа подружились в самом невинном смысле. Природа, на лоне которой протекало совещание, была упоительна. Погода благоприятствовала любви.

Плюс частые многолюдные выпивки в избранном обществе молодых писателей — всё это сближает. Потому что молодые писатели, а особенно поэты, очень любят выпить и потом беседовать о поэзии. Меня это всегда бесит, её, как оказалось, тоже, поэтому мы совершали прогулки по натуральной природе и разговаривали о вещах более умных, чем поэзия, то есть за жизнь. Во многом наши мысли и взгляды совпадали, и мы типа ещё более сблизились, в ещё более невинном смысле.

Коснулись мы, конечно, и темы любви. И я узнал по поводу любви, что наша поэтесса не так чтобы уж очень любит мужчин. То есть любит, но женщин всё-таки больше. После того как я об этом узнал, невинность наших отношений была гарантирована. Однако по-человечески она была мне симпатична, и наши прогулки продолжились. Поскольку поэтесса нередко была хмельна, я узнал много интересного из жизни людей. Я узнал, с каким отвращением иная женщина может относиться к такой части гардероба, как бюстгальтер. Я тут же захотел спросить насчёт прокладок, но столько ещё не выпил и сообразил, что, вероятно, ей горько об этом говорить. Я узнал, сколь противны старые писатели — руководители совещания — когда они пытаются ухаживать, говорят комплименты и по-отечески похлопывают по талии. Я молча намотал себе это на ус и стал дотрагиваться до неё пореже. Благодаря этому она испытывала ко мне глубокое чувство доверия, и, в общем, было превесело.

Но однажды поэтесса что-то перебрала, да и я, признаться, тоже. Нас даже слегка пошатывало. И ночью возникла проблема. Поэтесса жила в одном номере с двумя другими поэтессами, но ничего такого им не рассказывала. Те поэтессы тоже были ничего себе, одна даже хорошенькая. И вот моя приятельница в ужасе рассуждает вслух, что как же такая пьяная я пойду туда спать? Я же не выдержу и полезу к девчонкам! Неудобно получится.

Я говорю, что, уж конечно, удобного мало, и предлагаю пойти ко мне в нумера. Потому что я в нумерах совершенно один, а кровати две. Она говорит: «Ну нет, ты тоже пьяный, ты ко мне полезешь». Я говорю: «Не полезу». Она говорит: «Полезешь, уж я вижу». Я говорю: «Ну ты типа тогда напомни, что я не должен. И потом, может, ты ещё захочешь». Она говорит: «Вот все вы мужики такие. Не захочу ни при каких обстоятельствах, даже не мечтай». Я сказал: «Всё! Не полезу! Раз ты всё равно меня не любишь! На фиг ты нужна! Приходи и спи! У меня, кстати, ещё пиво есть».

Она сказала, что сходит к себе и посмотрит. Если девчонки уже спят, она останется там, а если ещё нет — тогда ночует у меня. Она не пришла: видимо, девчонки спали или она всё же не доверяла моему рыцарству.

* * *

Однажды мы с супругой собрались в кино. В Дом кино. Идём степенно, под ручку, беседуем о различных приличных случаю материях. Приходим, берём билеты. До сеанса ещё достаточно времени, и можно как-нибудь достойно его провести. Но поскольку всё-таки зима, долго гулять по аллеям не приходится. А рядом как раз «Мак-пик». И так как мы собираемся смотреть как раз американскую фильму, «Килл Билл», то лучшего заведения и нарочно не придумаешь.

Супруга советует мне выпить пинту пивчика и съесть вон то замечательное блюдо, название которого век бы не вспоминать. Ну хорошо, попробуем, а ты? А ей ничего такого вообще не надо. Максимум что пакетик картошечки фри за компанию. Ладно. Она там садится за столик, а я дожидаюсь подноса, несу его к столику и, конечно, моментально опрокидываю. Причём пиво выплёскивается, делясь на три струи. Первая, самая маленькая, наливается в то загадочное блюдо, которого я так и не попробовал. Вторая, побольше, льётся мне в карман дублёнки, где ещё оставались какие-то деньги. Третья, самая большая, омывает чужое пальто. Всё было так замедленно, как в кино. Я опускаю глаза, и вижу, что внизу сидят два молодых человека, — владелец пальто и его друг, точнее, они уже вскакивают и бросают на меня испепеляющие взгляды. Я бормочу извинения, но друг владельца кричит: «Скорее на улицу, затирай снегом!» Они выбегают, но друг оставляет верхнюю одежду здесь, и я чувствую, что они ещё вернутся. «Давай уже пойдём», — говорю я, и мы выходим на улицу через другую дверь. Добавлю, что её пакетик фри нисколько не пострадал и она прихватывает его с собой. Мы сидим на скамейке, она кушает картошку, а меня обуревает сложное чувство, где комплекс вины сочетается с категорическим нежеланием видеть этих молодых людей или тем более спонсировать им химчистку.

Но вот наконец наступает время сеанса, мы занимаем свои места и предвкушаем удовольствие. И вот двое незнакомцев пробираются на свои места по нашему ряду. Причём как воспитанные люди они делают это лицом к публике. Не стану описывать своих чувств, когда я это увидел. Тем более эти чувства были просто ничто по сравнению с тем, что я испытал, когда увидел, что весь ряд уже занят, за исключением двух свободных мест рядом с нами. Спасло меня, впрочем, не чудо, а то, что оба они смотрели вниз, чтобы не наступать публике на ноги, а не рассматривали лица. Но вот они сели. Теперь ничто не помешает им поглазеть по сторонам и…