Читать книгу - "Астральная жизнь черепахи. Наброски эзотерической топографии. Книга первая - Яков Шехтер"

– Я слышала, будто на виленском кладбище есть могилы и других праведников,– спросила она, выходя из склепа.

– Да, недалеко лежит реб Хаим-Ойзер, последний раввин Вильны. Но, – тут я понизил голос, – нельзя ли попросить вашего мужа чем-нибудь прикрыть голову.

– А ему не нужно, – улыбнулась блондинка, – он не еврей, – он гой!

– Гой! – отозвался на знакомое слово американец и широко улыбнулся. – Да, да, я гой, семь заповедей Ноя. Но зато мои дети – сплошные евреи!

Он улыбнулся блондинке и она, отведя рукой пролетавшую паутинку, грустно улыбнулась в ответ.

Усаживаясь в такси, я любезно предложил американке место возле водителя – теперь пусть сама расплачивается. По моей просьбе таксист высадил нас за два квартала от гостиницы, показываться в обществе туристов на просматриваемой со всех сторон площади я не хотел. Американка, не глядя, сунула таксисту крупную купюру и выскочила из машины. Для нее это, очевидно, были не деньги. Обрадованный таксист еле дождался, пока захлопнется дверь, и рванул с места. Сдачу он дать и не подумал.

Широкая лестница перед гостиницей вела к набережной. В такое время дня там было пусто. Зеленоватая вода Нериса быстро неслась мимо каменных плит, крутя травинки и цветы, брошенные кем-то в знак прощания или встречи. Американцы, словно спохватившись, принялись расспрашивать о моей жизни, проблемах, планах. Не знаю, какой стих на меня накатил, но я выложил им все, что предстояло пройти в ближайшее время. Перспективы вырисовывались самые неблагоприятные. Американцы сочувственно кивали головами. Скорее всего, они плохо представляли опасность ситуации, или я неверно разгадывал их язык жестов и мимику. Вернувшись к гостинице, мы распрощались. Американец крепко пожал мою руку, а блондинка вдруг заглянула мне прямо в глаза.

– Я не хотела говорить, – сказала она дрожащим от волнения голосом, – но я потомок Гаона. Самый настоящий, по прямой линии. В нашей семье всегда этим очень гордились. Я небольшая праведница, – тут она горько усмехнулась, – но от имени моего святого предка я благословляю тебя. Пусть все преграды, стоящие на твоем пути, испарятся, словно утренняя роса. Счастливой тебе дороги в Эрец Исраэль, и молись там за нас.

Она резко повернулась и пошла от меня к гостинице, красивая женщина в джинсовом сарафане и белых кроссовках, потомок виленского Гаона. Муж семенил сбоку, закинув объемистую сумку за спину.

Мне почему-то показалось, будто это не просто добрые пожелания, а нечто большее, имеющее настоящий вес и значение. Будто все мои молитвы и просьбы, ожидавшие своего часа и спавшие под гнетом обстоятельств и причин, освободились словами американки и взмыли к сияющему Престолу.

Подлинные причины всех бед находятся внутри нас. Я шел в военкомат спокойный и даже веселый, я был абсолютно уверен, что все закончится благополучно.

Так и получилось. Дежурная, посмотрев на мою повестку, кивнула в сторону лестницы.

– На второй этаж, двести пятая комната.

В комнате у меня попросили военный билет, быстро поставили в нем штампик и отпустили восвояси. На крыльях того же стиха я помчался в ОВИР. Отсидев длинную очередь – визы на постоянное место жительства и туристические выдавали в одной комнате, и очередь состояла из поляков, собирающихся в Польшу к родственникам или просто покататься – отворил дверь и увидел знакомое лицо.

Милая белесая капитанша приветливо улыбнулась. На сей раз ее улыбка не вызвала у меня ощущения подвоха.

Раскрыв папку, она достала из нее зеленый листик и произнесла:

– Вам открыта виза через Чоп, начиная со вчерашнего дня. Оформляйте документы и выезжайте.

Вот так, простым, будничным голосом мне возвестили о том, что с этого момента моя жизнь будет делиться на два периода: до и после.

Я много думал о смысле происшедшего в тот день: когда американка благословляла меня, зеленый листочек визы уже лежал в папочке. Возможно, благословение переменило задним числом прошлое, ведь ось времени перед Его лицом – обыкновенная ось координат, словно в наших школьных тетрадках по математике, и прикоснуться к любой ее точке для Него не составляет никаких проблем.

А может быть, с Неба решили меня успокоить и приоткрыли завесу, чуть обнажили механизм с медленным поскрипыванием его колес, неспешным проворачиванием, постукиванием и равномерным боем часов.

Волна удачи подхватила и понесла, случайности ловко зацеплялись одна за другую, и отьездную пору, представляющую для нормального человека бег с препятствиями, я преодолел за рекордно короткий срок. Все получалось: нужные люди оказывались на своем месте, легко подписывали бумаги, не терзали придирками и заморочками. В принципе, к отъезду я был готов уже через три недели, но вмешались всякие мелкие пакости, порой оказывающиеся важнее всего прочего, и только спустя два месяца после разговора с капитаншей я вышел из здания аэропорта Бен-Гурион, потрогал слоистый ствол пальмы, взглянул на небо с незнакомым расположением звезд и, впервые за последние месяцы, заплакал.

Устройство на новом месте также пошло легко, я записался в ульпан и посещал его через день на третий, поскольку ивритом, в рамках программы, владел совершено свободно. В общем-то, я бы мог сам преподавать в этом ульпане или просто отказаться от него и сразу начинать поиски работы, но возможность полгода отдохнуть и насладиться спокойным узнаванием страны оказалась сильнее страха перед неведомым будущим. Я много ездил по Израилю, навещал знакомых, часами сидел в уличных кафе и рассматривал проходящих мимо людей. Они были очень разными и совершено не похожими на тех, кого я привык наблюдать в Литве.

Через полгода ульпан закончился, я зашел в первое попавшееся агентство по трудоустройству, заполнил бланки. Оказалось, что предварительно нужно заплатить несколько сот шекелей, и я заплатил их, без лишнего слова. Агентша, смуглая восточная еврейка, стройная, как лулав[51], с пышной копной иссиня-черных, проволочно торчащих волос, выдала мне направление на интервью. Я поехал.

Фирма называлась «Мульти-Лок» и выпускала всевозможные замки, железные двери для квартир, сейфы. Начальник отдела кадров переправил меня начальнику производства, тот начальнику цеха. В цеху стояли знакомые станки, привычно скрипело железо, сыпалась под ноги такая же стружка – обстановка выглядела куда более знакомой, чем на улице. Мы поговорили на общетехнические темы, начальник подивился моему ивриту, нестандартному для вновь прибывшего, я осторожно поинтересовался зарплатой – для начала она почудилась вполне приличной – и подписал договор.

По условию, мне полагалась отметиться в агентстве по трудоустройству, я вернулся обратно в городок, ставший теперь моим, и отдал агентше подписанный начальником отдела кадров корешок направления. Ее лицо выразило крайнее удивление.

– Что нибудь не так? – осторожно поинтересовался я.

– Нет, нет, все в полном порядке.

Через два дня я вышел на работу. С тех пор прошло пятнадцать лет, я давно получил «постоянство» и даже сделал небольшую карьеру. Фирма оказалась прочной и за эти годы превратилась в солидное предприятие, с которого я рассчитываю уйти на пенсию.