Читать книгу - "Выгон - Эми Липтрот"

Я пыталась вспомнить свою последнюю дозу алкоголя. Это было почти два года назад, в выходные перед тем, как я начала детокс-программу. Должно быть, это были остатки из чужого стакана. На исходе ночи я в полном отчаянии бродила по пабу в Южном Лондоне и наткнулась на этот стакан. Потом залезла в такси, которое не могла себе позволить, а когда машина приблизилась к светофору возле моего дома, открыла дверцу, убежала и с бешено колотящимся от страха сердцем пряталась потом от водителя на дорожке возле усадьбы в Бетнал-Грин. Не так я планировала провести свой вечер. Я никогда не хотела такого.

В «Большой книге» отлично описан порочный цикл алкоголизма: пьяный кутеж, после которого, «отрезвев, [алкоголик] испытывает отвращение, когда смутно вспоминает некоторые эпизоды». Воспоминания подавляются, и вот уже алкоголик живет в страхе и напряжении, в результате чего начинает пить больше.

У меня была тайная ночная жизнь. Случались как прекрасные, так и ужасные вещи, я встречала новых людей и старых знакомых, но в трезвом состоянии, днем, на работе, мне даже не верилось, что всё это могло происходить со мной. Иногда мне нравилась эта опасная сторона моей личности, но когда я начала пить, чтобы не так мучительно было вспоминать события предыдущей ночи, то поняла: что-то пошло не так. Я погружалась в одиночество и отчаяние, как сказано в книге, «горько жалея себя». Я тонула и знала, что алкоголь победил.

Гуляя по острову, сложно не начать думать о том, как он формировался. Даже на совсем небольшом участке побережья вы найдете множество интересных образований: шаткие стопки камней в форме параллелограммов там, где во время прилива образуются водоемы, плоские камни разного размера и формы, какими мостят дорожки, камни с изгибами, напоминающими волны. Слои пород отлично видны с холмов – совсем как страницы книги. В прошлом, когда архипелаг еще был одним большим участком земли, эти слои на разных островах совпадали друг с другом, но в последующие тысячелетия их обточили море и ледники. Столбчатые утесы, скальные ворота и пещеры – наглядная иллюстрация того, что эрозия продолжается.

Бóльшая часть Оркни сформировалась из плиты Кейтнесс – серой осадочной породы, которую местные называют грифельной доской. Она относится к девонскому периоду – ей около четырехсот миллионов лет – и ломается на плоские сегменты, из которых очень удобно строить ограды. Некоторые территории – на островах Хой и Идей – образованы оркнейским песчаником, красным камнем, из которого построен собор Святого Магнуса в Керкуолле.

Когда уровень моря стабилизировался после последнего ледникового периода, Оркнейские острова выглядели почти как сейчас – но не хватало деталей. За тысячи лет побережье стало рельефным благодаря воздействию воды. У берегов, в которые не так сильно бьет прилив, мягкие очертания, однако на западных побережьях, открытых морю, мы наблюдаем весь спектр влияния волн, проделавших путь через Атлантический океан. Они создали здесь столбчатые скалы и утесы вроде Сент-Джонс-Хед на Хое, который возвышается над морем на триста шестьдесят пять метров.

Тот же ландшафт, но в миниатюре, видим на Папее: наклонные скалы и бурные заливы со стороны Атлантического океана (совсем как на смотрящем на запад Выгоне) и тихие бухты на востоке. Меня тревожит мысль о том, что каждый остров постепенно становится всё меньше: их съедает море.

На геологических картах Оркни через Папей, как раз через ту область, где стоит Розовый коттедж, проходит разделительная линия, рассекающая пополам Северный холм, и во время своего пребывания на острове я пытаюсь найти разлом, хотя и не знаю, как он должен выглядеть.

Я задаюсь вопросом, почему стала алкоголичкой. Может, я просто родилась такой. Я не раз слышала на встречах Анонимных Алкоголиков теорию о том, что мы просто по-другому воспринимаем спиртное, что у нас якобы врожденная повышенная выработка ацетона, который организм использует для расщепления алкоголя, то есть аллергия на то, что мы так любим. Соблазнительно простое объяснение, но большинство профессиональных врачей к нему теперь относятся скептически.

Есть и иной вариант: у меня может быть генетическая склонность к алкоголизму. Однако, насколько я знаю, других алкоголиков в моей семье не было. Можно было бы свалить все на папино психическое заболевание: я читала, что у детей, чьи родители страдают маниакально-депрессивным психозом, чаще возникают разные виды тревожного расстройства. А может, это просто случилось со мной, вот и всё. Негативные переживания в детстве повышают риск возникновения зависимости. Я могла бы сказать, что всему виной тяжелый опыт, например развод родителей или подростковые несчастливые влюбленности. Но меня очень бесило, когда консультанты настаивали на том, что нужно искать корни проблемы в детстве. Несмотря на то что у моего отца МДП, меня всегда любили, я не сталкивалась с насилием и не чувствовала себя травмированной. Я думала, что это слишком просто – снять с себя ответственность и обвинить во всем родителей, которые так старались для меня. Вообще-то я склонялась к мысли, что алкоголизм – это просто привычка, которая вышла из-под контроля: за годы систематического выпивания тормоза износились так сильно, что уже не починить, – совсем как скалы стачиваются под влиянием волн.

В один прекрасный день, когда дует сильный ветер с юго-востока и вокруг Фоул-Крейга бушуют волны, я гуляю по холму. Присаживаюсь на землю полюбоваться морем и подумать о папе. В последнее время мне сложно с ним общаться. Хотя он не был на приеме у психотерапевта уже пятнадцать лет и десять лет не пил таблетки, в последние недели он немного взвинчен, непредсказуем и легко возбудим, так что те, кто знает его уже давно, опасаются приближения маниакальной фазы.