Читать книгу - "Скандинавские пляски - Николай Куценко"

Мы опять взлетели. Страх к этому моменту стал сходить на нет. Наверно, организм просто устал бояться всего происходящего. Просто привык к нему. И тут я стал четко осознавать, что это и есть конец. То есть конец всему. Что мы уже не сядем, и смерть… что вот она тут сейчас со мной. Что все, оказывается, так просто. Что нет в этом процессе ничего сложного, философского, в нем вообще ничего нет. Вы были – и вас просто не стало в какой-то момент времени. Именно тогда, в тот момент времени, я четко все это осознавал. Единственная мысль, которая тогда пришла в голову, была о моих дочерях. «Жалко, что им придется жить без отца. Все-таки я был хорошим папой», – и это было все, о чем я подумал. Ни деньги, ни слава, ни карьера почему-то даже не приходили в голову ни на миг. Как, оказывается, легко изменить свои приоритеты – надо просто почувствовать, что ты не вечен и что все может в любой момент закончиться. Но, может быть, все в этот момент только начинается…

Самолет стал садиться уже как-то по-другому. Медленно. Он как будто наворачивал спирали, пытаясь пробиваться через облака. А может быть, шел на какую-то запасную полосу. Но садились мы долго, не как в первые три раза. Минут через пятнадцать я заметил, что сквозь облака теперь можно что-то увидеть. Островки света стали появляться отдельными проплешинами. Страх уже отступил окончательно, и я цеплялся глазами за эти спасительные участки. Я понимал, что все уже не так плохо, как раньше, и что мы скорее всего сядем, выживем и наконец-то увидим этот злосчастный Рим и его наводнение. Через пять минут самолет коснулся земли.

Я встретился с девушками на паспортном контроле. Они стояли рядом друг с другом. Саймона с ними не было – он прошел по своему западному паспорту без очереди. Вера была бледна, но не показывала своего шока. Скрывала его, как и свою эмоциональность. Мне казалось, что она плакала в самолете. Немного опухшее лицо выдавало ее слезы. Катя была на удивление спокойна, как будто ничего и не случилось.

– Ну, вы как, живы? – начал я разговор.

– Да. А я знала, что мы сядем. Просто была уверена, что ничего такого не случится, – ответила Екатерина. Ее спокойствие меня поразило. Большая часть самолета с трудом сдерживала если не слезы, то уж бурные эмоции. Кто-то откровенно плакал.

– Я тоже знала, – поддержала ее Вера. Было видно, что это не так.

Я зачем-то рассказал про один схожий случай, случившийся со мной в Лондоне, когда мы садились во время дождя. Там, конечно, было тоже страшно, но далеко не так, как сейчас. Может быть, потому, что мы летели компанией. Довольно нетрезвой компанией, надо сказать.

Мы сели в такси. На улице был настоящий потоп – в каких-то местах вода доходила до щиколотки. Рим встретил нас недружелюбно, и мы пытались убраться из него как можно скорее. Катя была довольно спокойна, и мы стали обсуждать с ней что-то по работе. В этот момент у Веры зазвонил телефон. Она ответила.

– Ты знаешь, мы сейчас только что чуть не разбились, – сказала она кому-то. – Я думала, что уже все. Что это конец.

Она становилась все эмоциональнее.

– Я уже и не надеялась ни на что. Я больше никогда не сяду в самолет. Никогда, ты слышишь! Сегодня же посмотрю, как можно добраться домой поездом.

Было понятно, что она говорит с каким-то близким человеком. В этот момент я думал о том же. Нет, я понимал, что обратно мне надо заставить себя сесть в самолет, я понимал, что дать волю страху – значит погубить всю свою карьеру. Мне хорошо был известен тот факт, что как только канатоходец падает, его сразу же загоняют на канат. Иначе он уже никогда не сможет по нему пройти. Я хорошо понимал, что чувствует Вера и о чем она говорит, так как чувствовал то же самое.

К вечеру мы добрались до гостиницы и встретились со своими коллегами. Их было много, и они ждали нас, чтобы скорее пойти в ресторан. Признаться, я плюнул на свои таблетки и решил все-таки выпить сегодня настоящего флорентийского кьянти после двух месяцев полного воздержания. Все-таки был повод…

Утром я проснулся от сильной головной боли. Опухшее лицо выдавало вчерашнюю пьянку. Я почистил зубы, наспех натянул свой помятый костюм и отправился на завтрак. Настроение было легким. Начинался новый день… а может быть, и новая жизнь.