Читать книгу - "Золотые времена - Александр Силецкий"

– Да ну ее! – брезгливо отмахнулся Ривалдуй. – Ей мальчика, изволишь видеть, надо. Не понимаю, как мужья-то с ней?.. Она – создание неповторимое, могутное. А мы, пожалуй, до этого еще не доросли…

– Смотри, опять в дороге будешь онанизмом заниматься, – предупредил Пупель Еня. – Наблюдать – одна тоска. Подумай хорошенько.

– Тоже мне, блюститель нравов! – покривился Ривалдуй. – Ты, поди, и этого не можешь… Нет уж, от такой живой утехи лучше воздержусь. – Он умолк, а потом внушительно добавил: – Пьяная баба должна на охоту ходить и врагов пугать, а не требовать любви. Вот это эмансипация, я понимаю!

Приписка на полях:

Воздержание бывает двух родов: воздержание физическое и воздержание от всякого воздержания. Рассужденьем поделился Бумдитцпуппер.

Пункт пятнадцатый

Но тут произошла заминка.

Из-за дальнего разлапистого камня вдруг высунулась взъерошенная голова.

Некоторое время лохматый продирал глаза, ухал, плевался и сморкался, покуда, наконец, не заприметил своих новых друзей и благодетелей.

– Эй, погодите! – закричал он. – Как же я? Ведь мы договорились!..

– А когда? – фальшиво удивился Пупель Еня.

– О-хо-хо! – сардонически рассмеялся капитан. – Можно верить, но не нужно доверять! Запомни это раз и навсегда. Ты все проспал, приятель.

– Я не спал! – с отчаянием возразил лохматый. – Я стерег! Вы подождите, я сейчас!..

– Нет уж, мил человек, не надо, – жестко ответил Ривалдуй. – Тебя нам только здесь и не хватало!

– Все – в подъемник. Ну! – распорядился капитан. – Секунда дорогá!

В несколько отчаянных прыжков космонавты одолели расстояние до лифта, легкая ажурная конструкция которого соединяла люк с землей.

В прежней-то, навек утраченной ракете эдакого сложного устройства не было совсем, складной стремянкой обходились, но зато как ловко!..

– Жми! – велел Матрай Докука.

Ривалдуй рванул пусковой рычаг, дверцы с шуршаньем схлопнулись, и тускло освещенная кабина мелкими неравномерными толчками – бесподобно медленно – пошла наверх.

Как будто лифт некстати, понемногу угасал, и его бил предсмертный тягостный озноб…

– М-да, агрегат – оригинальный, – скептически пробормотал Пупель Еня. – Я-то думал: поднимает так же, как спускает… Черта с два! Стремянка лучше…

– Пупель, – рассудительно заметил капитан, – сделанное на Лигере – значит, особое. Ты не забывай. Особое – раз и навсегда. Не знает конкурентов. Ты обязан гордиться. Ведь могли бы, между прочим, и такого не производить. Совсем. А были бы, скажем, вселенским демографическим придатком… Обидно! Кстати, что там происходит? Мать честная!.. Ривалдуй, смотри!

Облапошенный каннибал, будто им пальнули из хорошей катапульты, подскочил на пару метров, страшно заорал и вихрем пронесся к ракете.

С разбегу он оглушительно воткнулся лбом в шахту лифта, затем крепко обхватил каркас и, впившись в него молодыми острыми зубами, тряхнул с такою силой, что люди попадали на пол, а дощатая кабина, дернувшись несколько раз, беспомощно скрипнула и встала.

Теперь лохматый раскачивал шахту беспрерывно.

– Вот подлец! – зло констатировал Матрай Докука.

Ривалдуй первым вскочил на ноги и, кинувшись к щитку управления, начал с отчаянием жать подряд на все кнопки и дергать по очереди все рычаги – безрезультатно.

Похоже, кабину, не подготовленную к эдакому шквальному напору, намертво заклинило.

– На соплях, на соплях… – плаксиво приговаривал Пупель Еня. – Пальцем не тронь!.. А если вдруг люди в ловушку попадутся, так это плевать. Лишь бы ручки блестели да была бы полированная дверь… Разнесу на Лигере эту артель, всю, к чертям! Нажалуюсь – везде!

– Брось под руку нудеть! – взорвался Ривалдуй. – Мешаешь ведь!

– А я боюсь! – визгливым голосом признался Пупель Еня. – Ну, и что теперь прикажешь делать?

Словно подтверждая справедливость его слов, кабина, и не думая нисколько подчиняться пультовым командам, странно дрогнула, заскрежетала и затем внезапно ухнула на сколько-то там метров вниз, однако вовремя опять застряла.

– Х-хуть оп-ля! – с отчаяньем воскликнул Ривалдуй, теряя равновесие и вместе с Пупель Еней опрокидываясь на пол.

– Эй, потише! Очумел совсем? Немедленно отстань! – надсаживался между тем Матрай Докука. – Уйди, проклятущий! Лифт сломаешь!

– Точна! – упоенно констатировал бандит, с бесовской страстью корежа несчастную шахту.

Тут из торца кабины выскочила толстая филенка и угодила ему по макушке.

Лохматый взвыл и шарахнулся в сторону.

– Вот так! – прокричал Ривалдуй. – Видал?! Ты только подойди – всего забросаем!

Лохматый потер народившуюся шишку и озадаченно глянул на беглецов.

– Да… Вот оно что, – пробормотал он.

От такого дьявольского шума аборигены наконец-то пробудились и принялись пьяно озираться, но, похоже, ничего опасного для себя не усмотрели и потому, хлопая друг друга по плечам и поминутно лобызаясь, чудовищными голосами затянули какую-то свою, похоже, народную, лирическую песнь.

Внезапно послышалось громкое стрекотание, темноту пронзил луч прожектора, и перед ракетой возник вертолет, позади которого, топоча и изрыгая проклятия, огромными скачками неслись одиннадцать лохматых.

– Ага, ага, попались! – орали они, принюхиваясь беспрестанно. – Обмануть хотели? А не вышло! Мы с начальством быстро сговорились. Мы их давеча не съели, а они за это нам ракету обещали. Да, вне очереди новую ракету! Ясно? Мы-то теперь улетим, а вот вам всем – крышка! Поймаем и зажарим! Хе-хе-хе!

– Сдается мне, и вправду – могут, – пригорюнился Матрай Докука. – С этих сволочей всё станется.

– Вы ж в оппозиции! – с надрывом крикнул Пупель Еня. – Как же вы пошли на сделку?! Срам ведь!

– Может быть, тебе и срам, – откликнулись лохматые, – но смысл оппозиции, дурак набитый, в том и состоит, чтоб выгоду свою иметь, когда другие – в жопе!

Они с гиканьем бросились к шахте лифта и немедленно взялись ее раскачивать, пинать, мять и крутить, швыряя заодно увесистые булыжники.

– Кэп, я сейчас наделаю в штаны, – дрожа от страха, охнул Пупель Еня.

– Всё, полезли! – приказал Матрай Докука. – Быстро – из кабины! По решетке заберемся. Кажется, и впрямь фалдец пришел.

Шахта вибрировала немилосердно.

А рядом кружил вертолет, гвоздил темноту лучами своих прожекторов, и начальнички, торжествующе смеясь, кидали в беглецов лассо. Всё, правда, мимо…

Грохот стоял ужасный: трещал, надламываясь, ажурный каркас лифтовой шахты, тревожно гудела под ударами камней могучая тесовая обшивка звездолета, притом вопили все – и лохматые, и начальники, и развеселые аборигены, которые с пьяных глаз вдруг возомнили, что вся эта шальная кутерьма – в их честь, и по такому случаю, сидя в обнимку и не прекращая петь, из ракетниц пускали в небо фейерверк.