Читать книгу - "Bella Германия - Даниэль Шпек"

Решив расставить здесь пиршественные столы, Джованни хотел в последний раз оживить дом своего детства. Вопреки неумолимому времени и старому дону. Отцу бы это понравилось.

Столы ломились от яств. Джованни должен был доказать, что не зря столько лет провел на чужбине. Он старался не ради себя – на кону стояли честь семьи и доброе имя отца, о котором на острове до сих пор шушукались с опаской. Одни втайне восхищались его мужеством, другие полагали, что он зашел слишком далеко и получил по заслугам. Но вот вернулся его сын – преуспевающий герой с севера, и бедность Маркони навсегда осталась в прошлом.

Они уехали поверженными, вернулись победителями.

При этом, разумеется, никто – включая невесту Джованни – не представлял себе, как у Маркони в действительности обстоят дела с финансами. Со слов Джованни мать Розарии знала, что ее будущий зять – крупный делец, uomo d’affari, с огромным casa moderna^[73]. Что до крестьян, для них было достаточно одного слова «Мерседес». Будущей жене Джованни открывал свою тайну постепенно – дескать, он не только продает машины, но и занимается импортом-экспортом продуктов питания. Впрочем, выражение «Центральный рынок», мелькавшее в его речи время от времени, совсем не пугало ее, скорее наоборот.

Джованни хотел подготовить Розарию к тому, что ждет ее в Германии. Не без оснований надеясь, что для бедной островитянки, коротавшей девичий срок в еще более убогой хижине, чем та, что была у его родителей, двухкомнатная квартира в Мюнхене означает большой социальный прогресс.

Свадебное меню Джованни составлял лично. Ему хотелось не только отдать дань вековым традициям предков, но и приоткрыть сельчанам окошко в большой мир. Собственно, в этом и состояла отличительная особенность сицилийской кухни. За тысячелетнюю историю она благополучно усвоила «веяния большого мира», с которым знакомилась в лице многочисленных завоевателей, время от времени объявлявшихся на островах, а потом опять исчезавших. Греки научили сицилийцев обрабатывать оливы, давить вино и собирать мед. Римляне обогатили местную кухню мороженым, норманны – вяленой треской и мясными рулетами, испанцы – шоколадом, арабы – фисташками, миндалем и лимонами.

АНТИПАСТО: БУКЕТ ЗЕМЛИ

Фаршированные баклажаны;

сицилийская капоната

Сыры: формаджио майорчино

Пармиджана из баклажанов

ПРИМО: ВКУС МОРЯ

Ризотто с креветками и улитками под соусом маринара

Паста «Маргарита» с рыбой-меч

СЕКОНДО: ЗЕМЛЯ И МОРЕ

Бульон с говяжьими фрикадельками

Вяленая треска

Тушеная рыба-меч с зеленым салатом

Фаршированные анчоусы

ДЕСЕРТ

Бьянко-э-неро

Шоколад, конфеты

Свежие фрукты

Местные сыры

Рис Джованни привез из Милана, потому что на Эолийских островах его не было. Равно как и игристое вино, ведь излюбленную миланцами «Франчакорту» на юге не знали, здесь были в ходу только «Чинзано» и «Асти». Пасту пришлось закупать в Мессине, в пастифичо «Триоло» – только там и можно было купить настоящую, ручной работы, а не фабричную подделку, какими были завалены полки всех магазинов.

Столовое вино привезли из Липари – бочковое, не красное и не белое, какого теперь уже не найдешь. На островах Эолийского архипелага издревле мешали разные сорта винограда, по вкусу, и – согласно семейным традициям – для ферментации добавляли мед и кору рожкового дерева. Коронным номером винной программы была, разумеется, янтарная «Мальвазия» производства местной давильни в Мальфе.

Но абсолютной вершиной всего меню был десерт. Джованни расспросил всех, кто хоть что-то понимал в кулинарии, – нет и не было в сицилийской кухне блюда более нежного и утонченного, чем «бьянко-э-неро». Им бредила вся Сицилия, слухи о нем проникли и на Эолийские острова, при том что на всем архипелаге не нашлось ни единого жителя, кому доводилось бы пробовать легендарное лакомство. Его подавали только в одной пастичерии, в Мессине, и готовили лишь на заказ, потому что на жаре в течение часа оно превращалось в неаппетитное месиво.

Десерт «бьянко-э-неро» состоял из воздушных пончиков, наполненных особым кремом и покрытых темным шоколадом с нугой, рецепт лакомства оставался семейной тайной изготовителей. Миниатюрные пончики, каждый размером с ягоду клубники, укладывали пирамидой, чтобы десерт было удобно есть ложкой.

Джованни пригласил знакомых кондитеров из двух мессинских пастичерий, с тем чтобы они приготовили «бьянко-э-неро» на месте. И когда вечером накануне свадьбы знаменитые мастера, каждый со своим учеником, причалили к берегу Салины на шлюпке, спущенной с проходившего мимо острова корабля, их поджидала толпа сгоравших от любопытства местных жителей. Помимо многочисленных коробок и мешков с невиданными на Салине продуктами и специями, матросы при помощи подъемного крана спустили на воду живую корову. Ее привязали к шлюпке, заставив плыть с выпученными от страха глазами навстречу судьбе.

Весть о таинственном десерте в мгновенье ока разнеслась по острову, и каждый, кто еще не был зван на свадьбу, поспешил засвидетельствовать свое почтение жениху с невестой, будь то подарок или просто благое пожелание, в тайной надежде заполучить приглашение.

Джованни победил, и даже то, что он влез в долги, ничего не меняло. Мать приняла на себя командование кухней, чтобы никто не говорил потом, что Маркони забыли в Милане сицилийские традиции. Три дня с раннего утра и до позднего вечера Кончетта, Джульетта и мать Розарии метались между кухней и выставленными на поле столами. И когда утром в день свадьбы Джованни явился к матери в белом костюме, Кончетта поцеловала его в лоб.

– Это счастливейший день в моей жизни, – сказала она.

Джульетта выглядела до странности отрешенной. Она накрывала столы и готовила, при этом ее душа продолжала жить своей жизнью, о которой не имел ни малейшего понятия даже брат-близнец. Он думал, что сестра ревнует. До сих пор она оставалась самым близким ему человеком, а теперь на это место претендовала другая. Как было объяснить Джульетте, что ее опасения напрасны?

В последнюю очередь рассчитывал Джованни обрести в лице Розарии человека, с которым он мог бы откровенничать. Такой человек у него уже был. Многочисленным немецким подругам Джованни оставалось только удивляться, как мог этот игривый жизнелюб выбрать в жены дремучую деревенщину. Розария не имела ничего общего с эмансипированными немками, но Джованни нравилось в ней именно это. Она была матерью их будущих детей. И спустя десятилетия, окруженный толпой многочисленных внуков, Джованни мог с уверенностью утверждать, что это решение было самым верным в его жизни.