Читать книгу - "Ящик Пандоры. Книги 1 - 2 - Элизабет Гейдж"

Она отрицательно покачала головой.

– О! – он удивленно приподнял брови. – Значит, ты хочешь, чтобы я тебя порадовал чем-нибудь другим?

Не выдержав, она бросилась ему на шею. Он медленно снял с нее маску и увидел под ней ее розовые губы в форме сердечка, нежные, словно кожура персика, щеки, на которых был румянец от свежего вечернего ветерка на улице, и вьющиеся темные волосы.

Он крепко обнял ее, и, наклонившись к ней, припал своими губами к ее губам, ощущая их пьянящий вкус. Он почувствовал, как она сразу же прижалась к нему всем своим прекрасным телом. Мир изменился для нее. Она ступила ногой в мир фантазий, в рай, который неведом взрослым и непонятен детям, врата которого открылись перед ней с его поцелуем.

Они закрыли дверь квартиры и Лаура потянула своего возлюбленного в спальню, скинув по дороги свою шерстяную куртку и оставив ее лежать на полу в прихожей. Когда они подошли к кровати, она тут же взялась рукой за ремень на его брюках. Даже в бесстыдстве она была утонченной. Ее озорная улыбка вызвала во всем его теле дрожь. Он ощутил прилив праздничного настроения, ибо сам любовный напор такой скромной с виду, застенчивой девочки был чем-то вроде чуда, которое свершается только в канун праздника Всех Святых.

Он нежно поцеловал ее еще раз и ловко раздел. У нее было тело достойное кисти Ботичелли или Караваджо. Юбка и блузка, в которые она была одета, упали к ее ногам. Туда же полетели бюстгальтер и трусики. У него захватило дух. Он прижал ее к себе, и она потянула его на кровать.

Они занимались любовью весь вечер под аккомпанемент веселых голосов детей, которые играли на улице. Этот шум не нарушал покоя и интимной атмосферы спальни.

Лаура припомнила подобные праздничные дни, которые она в свое время проводила в Чикаго. Она вспомнила полузабытое радостное чувство, которое испытывала ребенком, окунаясь в темнеющий взрослый мир ночи. Обычные при свете дня предметы казались ей тогда загадочными, тайными, усыпанными блестками магии праздника Всех Святых.

Она вспомнила тот год, когда отец смастерил ей костюм клоуна. Это был изумительный по красоте костюм из шелковых тканей. Он с трудом мог позволить себе такое дорогое удовольствие для дочери, но предвкушал ту радость, которую испытает от ее изумления. Ее отец не был счастливым человеком. Бедняга, он к тому времени уже полностью замкнулся в себе и не вышел из дома, чтобы сопровождать ее на прогулке. Она и сейчас хорошо помнила ту гордость и привязанность, которая была в его глазах, когда уже на улице она обернулась на их окна, чтобы помахать ему рукой один раз… потом еще и еще… И попросила маму сделать то же.

То ощущение волшебства, которое всегда сопровождало канун Дня Всех Святых в ее детстве, присутствовало и сейчас. Они занимались любовью с Натом снова и снова и все не могли утолить свою страсть. Ей казалось, что их способность неограниченно дарить друг другу наслаждение было каким-то волшебством, как и сам праздник. Ритм движений их тел был музыкой, которая казалась бесконечной. Их переживания были столь возвышены, столь остры, столь бурны, что она думала, остановить их может только беспамятство или даже смерть…

Если эта новая жизнь, которую теперь вела Лаура, несмотря на все свое «приличное» прошлое, действительно походила на американские горки, то этот дикий путь шел отнюдь не по кругу. Он был направлен вперед, несмотря на все свои повороты и опасности. Он не начинался и заканчивался в одном месте. Он устремлялся вперед, в сияющее будущее. На ее американских горках не было возврата назад, не было возможности перевести дух. И после каждого нового поворота, на дне каждого нового спуска рождалась новая Лаура, ничем не похожая на прежнюю, удаленная от нее на бесчисленное число световых лет. Она чувствовала, что ныряет головой вперед в неизведанное. Лаура не оглядывалась назад, ибо у нее не было на это времени. Наконец-то она зажила настоящей жизнью, наконец-то ощутила свое предназначение, познала в себе женщину. И теперь ничто не могло лишить ее обретенных чувств, что бы ни случилось.