Читать книгу - "10 мифов об СССР - Александр Бузгалин"

• убеждение в способности первого эшелона прикрытия, выделявшегося по мобилизационному плану, выполнить свою задачу, несмотря на то что им не обеспечивалась уставная плотность войск в обороне даже при фактическом соотношении сил (а советская разведка к тому же переоценивала силы вермахта, которые тот мог выделить для войны с СССР!);

• убеждение в способности второго эшелона и резерва войск приграничных округов перейти в наступление при их незначительном количественном превосходстве над противником или даже при отсутствии такого превосходства (впрочем, при заметном превосходстве в боевой технике).

Так, руководство РККА перед войной намеревалось:

• переиграть вермахт в скорости развертывания (хотя знало, что это физически невозможно, если противник сам проявит инициативу в развертывании[271]);

• переиграть его в глубоких маневренных операциях (для которых противник имел заведомо больший боевой опыт и организационно-кадровые предпосылки, а затруднения РККА в проведении таких операций были очевидны по опыту больших маневров, похода в Польшу и войны с Финляндией);

• реализовать свое количественное превосходство в боевой технике так, как будто РККА может обеспечить тот же уровень ее боевого применения, что и противник.

Это были, очевидно, нереалистичные предпосылки, в чем должен был нас убедить, по крайней мере, опыт финской войны. И, кстати сказать, в чем-то убедил. И выводы были сделаны соответствующие, по многим направлениям, – улучшить, усилить, укрепить… Но это касалось в основном тактической подготовки войск (для чего тоже уже не оставалось времени), а вот реалистической переоценки стратегии и построенных на ней оперативных планов сделано не было вообще.

Вторая серьезная ошибка заключалась в донельзя топорном проведении развертывания дополнительных соединений в первой половине 1941 г. Эти соединения развертывались при явном некомплекте офицерских кадров и кадров технических специалистов, причем некомплект по некоторым специальностям приводил к созданию в ряде соединений практически ни на что не способных подразделений обеспечения. Эти соединения развертывались при некомплекте личного состава и военной техники. Эти соединения развертывались в том числе и в приграничных округах, причем их развертывание там продолжалось и в период нарастания непосредственной угрозы перехода Германии к военным действиям. Такие недостатки в сравнительно небольшой степени касались мотострелковых дивизий, и в гораздо большей – авиационных и танковых дивизий мехкорпусов и корпусов ВДВ.

В результате в приграничных округах были сосредоточены новые соединения, обладавшие низкой боеспособностью, причем более низкой, чем те части и соединения, на базе которых они развертывались, – если, скажем, более или менее боеспособную танковую бригаду развернуть в дивизию, разбавив ее новобранцами или плохо подготовленными запасниками, при некомплекте военной техники (собранной к тому же «с бору по сосенке» – «Т-26» из подразделений непосредственной поддержки пехоты, «БТ-2» и «БТ-5» из учебных частей и т. д.), при недостатке офицеров и специалистов, большая часть которых к тому же вообще не служила в танковых войсках, без тыловых и медицинских служб, без транспорта, то у нас уже не будет боеспособной бригады. Это могло бы быть более или менее терпимо, если бы эти соединения не дислоцировались в зоне прямой угрозы попасть под первый удар вермахта, не имея времени на дооснащение, пополнение и организационное сколачивание. Несколько утрируя, кто-то назвал такое состояние формируемых соединений «организованными кадрами военнопленных».

Приведу кое-какие цифры, пусть и отрывочные, которые характеризуют это состояние:

«Вот данные по некоторым соединениям на июнь 1941 г.: в 35-й ТД 9-го МК КОВО вместо 8 командиров танковых батальонов имелось 3 (укомплектованность 37 %), командиров рот – 13 вместо 24 (54,2 %), командиров взводов – 6 вместо 74 (8 %). В 215-й МД 22-го МК КОВО не хватало 5 командиров батальонов, 13 командиров рот, укомплектованность младшим командным составом – 31 %, техническим – 27 %. 11-й мехкорпус ЗапВО был обеспечен командными кадрами на 36 %.

Большинство мехкорпусов не имело необходимого количества вооружения и боевой техники. Укомплектованность к середине июня 1941 г. составляла: по автомобилям – 39 %, тракторам – 44 %, ремонтным средствам – 29 %, мотоциклам – 17 %»[272].

Кроме того, проводилось усиленное оснащение войск в приграничных округах новейшими образцами танков и самолетов при катастрофической нехватке для них обученных экипажей, что не только резко снижало эффективность боевого применения новой техники, но и ставило эту технику под угрозу захвата противником (что и произошло)[273].

При этом организационная структура создаваемых мехкорпусов игнорировала практический опыт вермахта в войне на Западе и наш собственный опыт при походе в Польшу, Прибалтику и в финской войне. Штаты мехкорпуса были перегружены танками при нехватке мотопехоты и моторизованной артиллерии. Недоставало автомобилей, особенно специальных, для обеспечения снабжения. Вновь создаваемые в 1940 году мехкорпуса, при имевшихся средствах связи и навыках управления у командного состава, были чересчур громоздкими и трудноуправляемыми структурами, включая две танковых и моторизованную дивизию, множество корпусных частей, 1031 танк (вместо прежних корпусов трехбригадного состава с 560 танками). Непонятно, почему не было реализовано принятое в ноябре 1939 г. решение о развертывании моторизованных дивизий с более или менее приемлемой структурой[274]. Корпусное звено также можно было сохранить, но не делать его чрезмерно громоздким.

Не следует на этом основании признавать ошибкой само намерение командования РККА обеспечить перевес над вермахтом в количестве имеющихся подвижных механизированных соединений. Однако практическая реализация этого намерения, равно как и выбранная для мехкорпусов организационная структура, были, как я постарался показать, обременены грубыми просчетами[275].