Читать книгу - "Молитвы об украденных - Дженнифер Клемент"

В камере Авроры пахло инсектицидом. Камера была просторнее моей, в ней помещались две пары нар, на которых спали четыре женщины. Еще в ней имелись унитаз, раковина и маленький душ, располагавшиеся вдоль дальней стены.

Аврору никто извне не поддерживал, и это вынуждало ее браться за работы, от которых другие открещивались. Она была тюремным дезинсектором больше года, с тех пор как ей вынесли приговор.

Аврора лежала на своей полке внизу в полном одиночестве. Она поманила меня к себе.

Я присела на краешек ее постели поверх одеяла. В промежутке между ней и стенкой громоздились десятки пластиковых пакетов и две канистры со шлангами. Глаза Авроры проследили за моим взглядом.

– В этой комнате негде хранить вещи, – сказала она. – Нам всем приходится держать наши пожитки на кроватях.

Пластиковые пакеты Авроры лопались от всякой всячины, которую ей отдали освобождавшиеся узницы. В тюрьме бытовало поверье, что если ты не расстанешься со своим тюремным хозяйством, то вернешься обратно. Аврора была барахольщица и брала все.

– Когда будешь уходить, не забудь оставить мне свои вещи, – напомнила она.

– У меня ничего нет.

– Ну, будет же, будет.

Сквозь прозрачный целлофан одного из мешков я увидела целую коллекцию зубных щеток и ложек.

С утра Луна рассказала мне, что сокамерницы Авроры уже озверели от ее вонючих канистр и залежей хлама. Они при первой возможности сматывались во двор или в большую комнату, где проходили занятия и где все ели. Это означало, что днем Аврора оставалась в камере за хозяйку. Она почти все время спала.

– Джорджия прозвала Аврору Спящей красавицей, – говорила Луна. – Она сама себя в сон вгоняет, чтобы забыться. Открутит крышку канистры, вдыхает ядовитые пары. Втягивает их в себя и отключается. Это ее снотворное.

Сидя рядом с Авророй, я задыхалась. Запах пропитал ее постель, вещи, одежду и кожу. Никакое насекомое не подползло бы к ней на пушечный выстрел.

– У тебя есть аспирин? – спросила Аврора.

В этой захламленной, насквозь отравленной тюремной камере я узнала, что Аврора повстречала Паулу на ранчо Макклейна.

– Паула появилась в тот день, когда праздновали пятнадцатилетие дочки Макклейна, – рассказывала Аврора. – Я находилась в палатке с другими похищенными женщинами. Почти всех схватили при попытке перейти границу с Соединенными Штатами. В палатку заходили мужчины и осматривали нас. Я была постарше. Меня уже в третий раз продавали. Паула сказала, что она из окрестностей Акапулько. Она была писаная красавица.

Я кивнула:

– Да, была.

Я подумала о нашем клочке земли, где некогда обитала настоящая община, ныне разрушенная преступным миром наркоторговцев и эмиграцией в Соединенные Штаты. Наш клочок земли был разбомбленным созвездием, а каждый маленький очаг – дотлевающим угольком.

Аврора тяжело дышала. Она приподнялась на локтях, но осталась под одеялом. Я ютилась на самом краешке полки, потому что со всех сторон подпирали какие-то свертки. Кровать Авроры была помойной кучей.

– Меня приобрел сын наркозаправилы из Тихуаны, – объясняла Аврора. – Поэтому я не жила на ранчо Макклейна, но бывала там. Иногда меня брали в Матаморос, иногда их привозили в Тихуану. Я встречала Паулу нечасто, но встречала. Помню, как однажды, когда нас согнали к Макклейну на чей-то день рождения, я увидела у Паулы на руке татуировку – «Дочь Каннибала». Раньше я ее не замечала. Каннибал – это, конечно, Макклейн. Его так прозвали. Он постоянно говорил людям, что сейчас их съест, особенно женщинам.