Читать книгу - "Лжец на кушетке - Ирвин Д. Ялом"

«Не думаю, что доктор Кук испытывал особенную радость, умирая».

Кэрол сразу пожалела о своих словах. Не глупи! — обругала она себя. Ты хочешь соблазнить этого человека, обставить его, так какого черта ты взбрыкиваешь и бросаешься на защиту этого замечательного доктора Кука, который на самом деле лишь плод твоего воображения?

«Простите меня, доктор Лэш… то есть Эрнест. Я знаю, что вы не это хотели сказать. Думаю, что сейчас я очень скучаю по Ральфу. Мне так одиноко».

«Знаю, Каролин. Вот почему так важно, чтобы мы были близки».

Эрнест заметил, как расширились глаза Каролин. Осторожнее, осадил он себя. Она может подумать, что ты хочешь соблазнить ее. Он продолжал более формальным голосом: «И именно поэтому терапевт и пациент должны разобрать все, что появляется в их отношениях, — как, например, раздражение, которое я вызвал у вас пару минут назад». Хорошо, хорошо, значительно лучше, подумал он.

«Вы сказали, что будете со мной полностью откровенны. Кажется, я спрашивала, осуждаете ли вы меня или его».

«Вььхотите, чтобы я ответил на этот вопрос, Каролин?» Эрнест тянул время.

Боже правый! Я что, должна написать ему это большими буквами? — возмущалась Кэрол. «Вы осуждали нас? Что вы чувствуете?»

«По поводу Ральфа?» Еще одна отговорка.

Кэрол кивнула, беззвучно застонав.

Эрнест отбросил всю осторожность и выложил ей все как на духу. Почти. «Должен сказать, ваши слова вывели меня из равновесия. И, мне кажется, я действительно осуждаю его. Но я работаю над этим — я не хочу подавлять это в себе, хочу остаться полностью открытым перед вами.

Позвольте мне объяснить, почему это вывело меня из равновесия, — продолжал Эрнест. — Вы говорите, что он сильно помог вам, и я верю вам. Иначе зачем вам приходить сюда, платить мне большие деньги и не говорить правду? Так что я не сомневаюсь в искренности ваших слов. Но я не могу не обращать внимания на свои чувства — не говоря уже о специализированной литературе и единодушном признании выдающимися клиницистами данного факта, который заставляет меня думать иначе. А именно, я считаю, что сексуальные отношения между пациентом и терапевтом неизбежно оказываются деструктивными для пациента — а в конце концов и для терапевта».

Кэрол предусмотрела такой аргумент. «Знаете, доктор Лэш… простите, Эрнест… я скоро переучусь; я не привыкла воспринимать мозгоправов как реальных людей, к которым можно обращаться по имени. Они обычно прячутся за своими титулами. Они, в отличие от вас, обычно не отличаются такой честностью по отношению к самим себе. О чем это я… Ах да. Готовясь к встрече с вами, я взяла на себя смелость просмотреть в библиотеке вашу биографию: старая профессиональная привычка проверять мандаты врачей, которые будут выступать в суде в качестве экспертных свидетелей».

«И что?»

«И я узнала, что вы хороший специалист в области естественных наук и что вы опубликовали несколько отчетов по проведенным вами исследованиям в психофармакологии».

«И что?»

«Так как вы можете отвергать научные стандарты здесь? Только подумайте, на основании каких данных вы делаете выводы относительно Ральфа. Какие у вас свидетельства? Совершенно неконтролируемая выборка. Признайтесь себе — неужели она сможет пройти хоть какое-нибудь научное освидетельствование? Разумеется, имеющаяся в вашем распоряжении выборка пациентов, имевших сексуальные отношения со своими терапевтами, состоит из травмированных и неудовлетворенных — потому что именно они обращаются к вам за помощью. Но остальные — довольные клиенты, вроде меня, — они к вам не приходят, и вы даже не представляете, как их много. Итак, вы знаете только числитель — это те, кто обращается за терапевтической помощью. О знаменателе же — о тех пациентах и терапевтах, которые поддерживают сексуальные отношения, или о тех, кому это помогло, или о тех, на ком никак не отразился этот опыт, — вы не знаете ничего».

Впечатляюще, подумал Эрнест. Интересно видеть ее в профессиональной роли; не хотел бы я оказаться в зале суда в качестве противника этой женщины.

«Понимаете, о чем я говорю, Эрнест? Вы допускаете, что я могу быть права? Ответьте мне честно. Приходилось ли вам до меня видеть пациента, который не пострадал от подобного рода отношений?»

Он снова вспомнил Белль, пациентку Сеймура Троттера. Попадает ли Белль под категорию тех, кому это помогло? Снова в его мозгу появилась фотография Сеймура и Белль. Эти грустные глаза. Но, может быть, ей стало лучше. Кто знает, может, они оба вытрали от этого? Или улучшение было временным? Нет, в этом случае ни в чем нельзя быть уверенным, и меньше всего уверенности в том, как сложились их личные отношения. Эрнест уже давно задавался вопросом, когда же они приняли решение уехать на остров. Может, Сеймур в самом конце решил спасти ее? Или они сговорились еще раньше? Может, с самого начала?

Нет, эти мысли озвучивать не стоило. Эрнест выбросил из головы образы Сеймура и Белль и легонько покачал головой в ответ на вопрос Каролин. «Нет, Каролин. У меня никогда не было пациентки, которая бы не пострадала от этого. Но тем не менее ваше требование объективности имеет право на жизнь. Это поможет мне не быть предосудительным. — Эрнест демонстративно посмотрел на часы. — Наше время уже вышло, но мне бы хотелось прояснить пару вопросов».

«Разумеется», — обрадовалась Кэрол. Еще один хороший знак. Сначала он предложил мне задавать ему вопросы. Ни один уважающий себя мозгоправ на это не пойдет. Он даже намекал, что ответит на личные вопросы о своей жизни, — в следующий раз я это проверю. А теперь он нарушает правила, сильно превышая пятидесятиминутный лимит.

Она читала рекомендации АПА психиатрам о том, как избежать обвинения в сексуальном злоупотреблении: ставить четкие границы, избегать «скользких» тем, не называть пациентов по имени, начинать и заканчивать сеансы точно вовремя. Каждый случай сексуального злоупотребления, при разборе которого она выступала консультантом, начинался с превышения этого пятидесятиминутного лимита времени. Ага, подумала она, здесь промашка, там промашка, кто знает, к чему это нас приведет через пару сеансов?

«Сначала мне хотелось бы узнать, какие неприятные ощущения вы унесете домой после этого сеанса. Что вы можете сказать о сильных эмоциях, которые у вас вызвал разговор о Джеде?»

«Он не Джед, он Джеб».

«Простите. О Джебе. Когда мы говорили о нем, вы побледнели».

«Мне до сих пор немного не по себе, но я в порядке. Думаю, вы были близки к чему-то важному».

«Хорошо. Во-вторых, я бы хотел спросить вас о наших взаимоотношениях. Вы сегодня хорошо поработали, несколько раз шли на риск, посвятили меня в действительно важные проблемы. Вы доверились мне, и я ценю это доверие. Как вы думаете, мы сработаемся? Что вы чувствуете по отношению ко мне? Каково это — быть со мной такой откровенной?»

«Мне нравится работать с вами. Действительно нравится, Эрнест. Вы привлекательны, вы гибкий; с вами легка общаться, и вы обладаете удивительной способностью находить травмы, о которых я и не подозревала. Мне кажется, я попала в надежные руки. Вот ваши деньги. — Она вручила ему три пятидесятидолларовые банкноты. — Пока мои деньги переводят из Чикаго в Сан-Франциско, мне было бы удобнее расплачиваться наличными».