Читать книгу - "Растление великой империи - Владимир Максимов"

Эта ее непроницаемость для разрушающего душу соблазна ненависти и отчаяния обращает повествование в одну беспрерывную и жизнеутверждающую молитву. Отсюда пронизывающая рассказ неистребимая «милость к падшим», что сообщает ему подлинно христианское звучание.

Не могу не упомянуть в связи с этим и гулаговские записки Олега Волкова, хотя ко всему написанному о них мне нет надобности что-либо добавлять. К тому же у Волкова сказывается еще и аристократическая традиция, которая, вопреки общепринятому в послеоктябрьское время мнению, проявляется прежде всего в естественной демократичности.

Всем бы нам так-то, да не получается, оттого и видится мне наше общее будущее таким провальным и безотрадным.

В связи с этим мне вспоминаются шестидесятые годы, когда впервые по каналам «Тамиздата» в Советский Союз начал довольно широко распространяться сборник «Вехи».

Трагическая панорама предреволюционной эпохи открылась перед нашей отечественной интеллигенцией и вызвала в ней такое сочувствие и взаимопонимание, что, казалось, если не навсегда, то во всяком случае на целое покбление отвратило ее от всякого радикализма.

Но едва только, с возникновением и расширением гласности ей — этой интеллигенции — позволено было откровенно высказаться, как обнаружилось, что никакие «Вехи» и сопутствующие им свидетельства абсолютно ничему ее не научили. С чувством горечи и недоумения встречаю я под самыми разрушительными призывами и обращениями, даже порой в поддержку насильственного сопротивления системе, подписи тех, кто тогда горячо одобрял и пропагандировал идеи этого пророческого сборника. Хоть криком кричи!

Как тут не процитировать пассаж из воспоминаний Великого Князя Александра Михайловича:

«Императорский строй мог бы существовать до сих пор, если бы «красная опасность» исчерпывалась такими людьми, как Толстой и Кропоткин, террористами, как Ленин и Плеханов, старыми психопатками, как Брешко-Брешковская или же Фигнер или авантюристами типа Савинкова и Азефа. Как это бывает с каждой заразительной болезнью, настоящая опасность революции заключалась в многочисленных носителях заразы: мышах, крысах и насекомых… Или же, выражаясь более литературно, следует признать, что большинство русской аристократии и интеллигенции составляло армию разносчиков заразы. Трон Романовых пал не под напором предтеч советов или же юношей-бомбистов, но носителей аристократических фамилий и придворных званий, банкиров, издателей, адвокатов, профессоров и других общественных деятелей, живших щедротами Империи. Царь сумел бы удовлетворить нужды русских рабочих и крестьян; полиция справилась бы с террористами. Но было совершенно напрасным трудом пытаться угодить многочисленным претендентам в министры, революционерам, записанным в шестую книгу российского дворянства, и оппозиционным бюрократам, воспитанным в русских университетах.

Как надо было поступить с теми великосветскими русскими дамами, которые по целым дням ездили из дома в дом и распространяли самые гнусные слухи про Царя и Царицу? Как надо было поступить в отношении двух отпрысков стариннейшего рода князей Долгоруковых, которые присоединились к врагам монархии? Что надо было сделать с ректором Московского университета, который превратил это старейшее русское высшее учебное заведение в рассадник революционеров? Что следовало сделать с графом Витте, возведенным Александром III из простых чиновников в министры, специальностью которого было снабжать газетных репортеров скандальными историями, дискредитировавшими Царскую семью? Что нужно было сделать с профессорами наших университетов, которые провозглашали с высоты своих кафедр, что Петр Великий родился и умер негодяем? Что следовало сделать с нашими газетами, которые встречали ликованием наши неудачи на японском фронте? Как надо было поступить с теми членами Государственной Думы, которые с радостными лицами слушали сплетни клеветников, клявшихся, что между Царским Селом и ставкой Гинденбурга существовал беспроволочный телеграф? Что следовало сделать с теми командующими вверенных им Царем армий, которые интересовались настроением антимонархических стремлений в тылу армий более, чем победами над немцами на фронте? Как надо было поступить с теми ветеринарными врачами, которые, собравшись для обсуждения мер борьбы с эпизотиями, внезапно вынесли резолюцию, требовавшую образования радикального кабинета?

Описание противоправительственной деятельности русской аристократии и интеллигенции могло бы составить толстый том, который следовало бы посвятить русским эмигрантам, оплакивающим на улицах европейских городов «доброе старое время». Но рекорд глупой тенденциозности побила, конечно, наша дореволюционная печать. Личные качества человека не ставились ни во что, если он устно или печатно не выражал своей враждебности существующему строю. Об Ученом или же писателе, артисте или же музыканте судили не по их даровитости, а по степени радикальных убеждений. Чтобы не идти далеко за примерами, достаточно сослаться на философа В. В. Розанова, публициста М. О. Меньшикова и романиста Н. С. Лескова».

Прошу прощения за столь обширную цитату, но уж больно похоже на все происходящее сегодня в нашей стране, не правда ли?

Вот вам пример. Из свежайших.

После разоблачения (и совершенно справедливого!) нескольких иерархов Русской Православной Церкви, годами активно сотрудничавших с органами советской охранки, популярный исследователь религиозной жизни в стране Александр Нежный открыто заявляет:

«Если бы я лично, например, был поставлен перед такой восхитительной возможностью назвать имена дипломатов, писателей, ученых, сотрудничающих (заметьте, употребляется настоящее время! — В. М.) с КГБ, я бы никогда этого не сделал. Потому что я считаю, что в этот мир, полный ярости и ненависти, в это пламя выливать еще канистру с бензином я не имею никакого нравственного права, и если это сделать, это будет тягчайший грех. Но в данном случае — дело совсем другое. Церковь — организация не только земная, но и небесная, мистическая. И грехи, о которых мы говорим, ни с чем не сравнимы, не могут быть поставлены в один ряд с чьим бы то ни было служением тайной полиции».

Тут что ни слово, то перл бесовской казуистики. Не страшась выливать «канистры с бензином» на Государство, Армию, Церковь, то есть на институты, которыми живо любое демократическое общество, и тем самым роя этому обществу (и, разумеется, самим себе!) могилу, наша интеллигенция заранее отпускает себе все каиновы грехи.

В таком случае: чума на оба ваших дома, вы заслуживаете своей каиновой участи! И когда на очередном «нежном» захлопнутся наручники, пусть не вопиет он, что не виновен. Виновен, ибо грешил, используя ради соблазна малых сих самый драгоценный дар Господа — слово.

В заключение я позволю себе процитировать еще один пассаж — теперь уже из любимого мною «Архипелага»:

«Вообще наша комнатка была как смоделирована. Эмведист и генерал полностью нами управляли. Только с их разрешения мы могли пользоваться электроплиткой (она была народная), когда они ее не занимали. Только они решали вопрос: проветривать комнату или не проветривать, где ставить обувь, куда вешать штаны, когда замолкать, когда спать, когда просыпаться.