Читать книгу - "Дети Робинзона Крузо - Роман Канушкин"

— Надо туда войти, — проговорил Дмитрий Олегович осипшим голосом. Верхний краешек прилипшей горчицы был смазан, явно следы пальцев, которые поворачивали ручку. Получается, у него проявилось что-то вроде лунатизма, и он совершает сомнамбулические прогулки по собственному дому, ничего о том не зная.

«Верно, кацапчик! — подал наконец голос Лже-Дмитрий. — Правильно замечено. Только одного ты не догоняешь. Так и не понял: в минуты, которые ты называешь «ответственными», пропадаешь ты, я-то остаюсь и, к примеру, прекрасно знаю, что сейчас происходит за дверью».

— Что происходит? — слабо проговорил Дмитрий Олегович.

(внизу, в глубине?)

Тишина. Мрачный комизм ситуации очевиден: вот так стоять посреди собственного дома, вымаливая ответы у самого себя. Что ж, мы уже привыкли к таким штучкам.

Тишина. Лишь далекий маятник часов. И что-то такое внутри...

(а любопытство кошку сгубило)

(кто-то закрыл шторку ванной)

Надо туда войти. Нет там ничего плохого. Ну, не Серый же волк из детской сказки!

Директор пристально уставился на дверь. В глазах у него появился алчный огонек. Плохого там нет ничего... Большой палец правой руки вновь потянулся к линии губ. Вот губы разомкнулись...

— Т-с-с-с, — протянул директор. В следующую секунду он уже, испуганно озирался, словно его могли застукать за чем-то непристойным. — Т-с-с, все в порядке.

Директор издал непривычный низкий звук: то ли вздох, то ли стон. Конечно: его не сожрут, не укусят, но, возможно... поцелуют.

Глупости!

(кто-то закрыл шторку ванной)

Глупости. В зеркалах всякое мелькает, мало ли что привидится.

— Т-с-с-с, — прошептал директор, почти заставив себя не слышать прозвучавшей в голосе мольбы, — тс-с-с...

Надо туда войти. Там ничего нет. Конечно надо! Пока фантом страха не превратил его, еще недавно светского льва, антиквара и директора, в окончательно сбрендившего старика. Это его дом, его собственная ванная. Он должен убедиться, должен проверить, потому что там действительно ничего нет.

— Это моя жизнь! — с нажимом произнес Дмитрий Олегович. Его пальцы бодро потянулись к дверной ручке и в последний момент... повисли в воздухе.

Директор поморгал.

Ну вот она, золоченая ручка, ее осталось лишь повернуть, толкнуть дверь и

(мосты будут сожжены)

убедиться, что все в порядке. Все это ты проделывал уже не раз.

(кошку сгубило. И только ли любопытство, только ли оно?)

Директор снова облизал губы. Золоченая ручка выглядела очень заманчивой. Способной разом разрешить все проблемы и ответить на все вопросы.

Если только ответы не окажутся намного хуже вопросов. Что-то он слышит там, за дверью, какие-то еле различимые беззаботные голоса, словно кто-то все еще по ошибке принимает ванну и не прочь, чтобы директор присоединился к общему веселью...

(любопытство кошку поцеловало)

Что-то холодное беглыми пальцами опустилось по спине Дмитрия Олеговича, деликатно нажало на копчик, двинулось ниже и внутрь, заставив ноги моментально ослабеть. Неизвестно, как там с зазеркальем, и может ли Серый Волк выбраться из детской сказки, только, похоже, встреча с ним будет несколько необычной.

(— Бабуська, бабуська, а посему у тебя такие больсие глазки?

— Внуче-е-нька, — маразматический голос, — внученька, это чтобы тебя лучше видеть.

— Бабуська, бабуська, а посему у тебя такие больсие ушки?

— Внуче-е-нька, это чтобы тебя лучше слышать.

Бабуська! А посему у тебя такой больсой ротик?

— Внученька, — голос становится более осмысленным, в нем даже появляются нотки укоризны. — Внученька! — со строгой деловитостью. — А ты член-то у дедушки видела?!)

Дмитрий Олегович нервно хихикнул, но приступ шального веселья быстро прошел. Директорские губы растянулись в капризном росчерке: Серый волк, не Серый волк... Только там кто-то есть. Кто бы это ни был, он сейчас там.

Дмитрий Олегович почувствовал, как весь покрывается гусиной кожей, а волосы на затылке начинают шевелиться. Плеск? Его пальцы, с гибельной решимостью, словно против воли, потянулись к дверной ручке, сомкнулись на ней и плавно повернули. Легкий сквознячок потянул из образовавшегося проема. Нащупав выключатель, директор утопил его, одновременно приоткрывая дверь:

— Кто здесь?

(видел в свой последний визит, а потом вышел, запустив в рот большой палец правой руки)

От звука собственного голоса директор клацнул зубами, и в паху сковало так, что он не смог бы сделать и шага. Сам голос показался больным, словно треснувшим пополам и совсем чужим.

В «помывочной» никого не было.

Директор в оцепенении стоял на пороге и слушал, как бешено бьется его сердце. Затем кивнул и решил сделать шаг вперед. Все зеркала, все стеклянные поверхности оказались протертыми домработницей со скрупулезной добросовестностью — в них отражалась лишь стерильная чистота, повисшая в воздухе.

(видел. В зеркале она была. Ванна в зеркале казалась наполненной какой-то темной, пропахшей тиной водой. И она всплыла. Лицо... Всплыла из глубины.)

Прикусив до крови губу, Дмитрий Олегович бросил косой взгляд на ванну — обрамление из темно-зеленого мрамора было сухим, бутылочки с экзотическими солями, веточка кораллов, настоящие морские губки и серебристая чаша с кусочками мыла Luch ручной лепки — все было на своих местах. Даже шторка оказалась открытой. В белоснежной ванне, разумеется идеально чистой, директор не обнаружил ни капли влаги.

Дмитрий Олегович снова кивнул и решил сделать еще шаг. В большом полукруглом алькове разместился туалетный столик, раковина и шкафчик из красного дерева, но даже в нем вряд ли кто смог бы укрыться. Если только в парилке, прикрытой дверцей из матового стекла.

Прихватив большой хрустальный штоф с одеколоном, будто это было самое грозное оружие, имеющееся в доме, директор двинулся в парилку.

Его шаги сухим разваливающимся эхом отражались от зеленого мраморного пола, красного дерева, строгих пилястр, от всего этого неоклассического великолепия, в котором так чувствовалось мужское начало.

В парной кабинке никто не прятался. Словно в насмешку, на деревянной скамеечке лежал забытый с прошлого раза кусок натуральной старорежимной пемзы.

— Ну где же ты, сука? — вдруг устало выдохнул Дмитрий Олегович, глядя на пемзу, совершенно сухую и безвредную. — Где? Юленька права: где ты, безмозглая шлюшка? —Внезапно и обескураживающе расставленные точки над «i» стали последней каплей, но остановиться он уже не мог. — Нет тебя! Выкусила? Член у дедушки видела?! Я не виноват. Нечего так гонять. Нечего летать с мостов!