Читать книгу - "После долгих дней - Светлана Еремеева"

– Ты можешь веселиться, понимая, что мы никогда не вернемся в Меде? – спросил ее Хосед.

– Нет, милый Хосед, я веселюсь и радуюсь, так как надеюсь, что мы еще вернемся в Меде, – улыбнулась девушка.

– Но Меде больше нет. Ты это знаешь.

– Нет. Я этого не знаю. И никто этого не знает.

Хосед подумал, что, возможно, Шуб-Аб была права. И эта мысль зародила в нем надежду, с надеждой появились силы жить дальше, сойти на берег, чтобы начать все заново, чтобы найти дорогу назад.

На берегу, заросшем низким кустарником и редкой травой, сына Убар-Туту и его спутников ждал один из могущественных игигов – Энки. За спиной бога стояла его свита, состоящая из аннунаков – странных существ с головами птиц, ящериц и каких-то хищных животных. Хосед, который до этого момента только слышал от отца об игигах и аннунаках, никак не мог отчетливо разглядеть, были это маски, надетые поверх голов, или действительно божества второй родовой группы были наполовину людьми, или, точнее, богами, наполовину – животными. Пока ковчег медленно подплывал к берегу, Энки со своими сопровождающими стоял неподвижно недалеко от кромки воды и словно бы управлял на расстоянии судном, которое рисковало разбиться о прибрежные рифы и камни.

Когда ковчег прочно пришвартовался и люди стали выходить на берег, сын Убар-Туту приблизился к Энки. Он держался на расстоянии, так как от игига исходило жаркое свечение, ощущались вибрация и гул. Энки и аннунаки были огромного роста, примерно в два раза выше сына Убар-Туту, а сам он обладал колоссальным по местным меркам ростом, примерно четыре амматума, то есть около двух метров. Энки заговорил с сыном Убар-Туту на знакомом Хоседу языке; сын Убар-Туту его тоже прекрасно понимал и бегло отвечал на том же языке. Хосед вспомнил этот язык, именно ему Энмешарр обучал Хоседа незадолго до печальных событий. Значит вот оно, тайное знание, в которое его должны были вскоре посвятить, может быть, одно из таких знаний. Это был язык игигов. Он не имел ничего общего с шумерским, он был похож на пение, на гудки музыкальных инструментов, на птичий щебет, да на что угодно, но только не на человеческую речь.

Энки и сын Убар-Туту не могли предположить, что кто-то из смертных понимает их речь, поэтому, не скрывая никаких деталей, Энки поблагодарил сына Убар-Туту за то, что царь Шуруппака открыл богам тайну Золотого зиккурата. Величайший из богов, Энлиль простил людей. Теперь в благодарность за оказанную услугу сыну Убар-Туту даровалась вечная жизнь, отобранная у дильмунцев. Сын Убар-Туту был обязан служить богам, являться по малейшему зову, исполнять все приказы богов, платить им дань. Энки позволил Убар-Туту спуститься в долину и основать там поселение.

Теперь Хосед знал, кто открыл богам тайну дильмунского золота, но он не упомянул об этом в рукописи, зарытой в Шуруппаке, чтобы люди никогда не узнали об этом предательстве. Также Хосед невольно был посвящен в запутанные детали доставки золота в Шумер, охраны золота жрецами из Дильмуна, понял, почему никто, даже его отец, не имел права заходить за решетку сада перед Дворцом Магов, а также в сам зиккурат. Не было для Хоседа больше ничего тайного, осталась только боль от потерянной навсегда жизни в Меде, от осознания вечной разлуки с отцом. Узнал Хосед также и о том, что отец, желая сохранить жизнь сыну, открыл Нергалу пароль, позволяющий войти в Золотой зиккурат. В эту минуту Хосед понял, что должен написать историю Меде, втайне от всех, с описанием всех сложных нюансов и замысловатых деталей, а также должен доставить рукопись на то место, где когда-то находился его маленький город. Сын Убар-Туту увековечил память о Шумере, Хосед увековечит память о Меде.

После долгой беседы Энки поднял правую руку и приблизил ее к лицу сына Убар-Туту, тот склонил голову. Было видно, как от руки Энки в сторону правителя Шумера идет тонкий голубой разряд энергии, он был похож на молнию, только струился медленно, как бы зависая над его головой. Сын Убар-Туту еле держался на ногах, но терпел. Когда голубой поток иссяк, Энки отвел руку, отвернулся и медленно пошел куда-то в глубь прибрежных зарослей в сопровождении аннунаков.