Читать книгу - "Цена нелюбви - Лайонел Шрайвер"

Я же из породы ярых приверженцев. Я предпочитаю сфокусированные фотографии. Рискуя тавтологией, скажу: я люблю людей лишь настолько, насколько люблю их. Моя эмоциональная жизнь подчиняется такой арифметической точности до двух- трех цифр после запятой, что я с удовольствием отклонилась бы, чтобы найти приятное в своем сыне. Другими словами, Франклин, я оставляю ровно семнадцать долларов.

Надеюсь, я убедила тебя в том, что нашла дом красивым. Это было твое первое масштабное решение, независимо принятое от нашего имени, и я не хотела портить тебе настроение только потому, что от мысли о жизни в этом доме мне хотелось перерезать себе вены. Про себя я пришла к выводу, что объяснение заключается не столько в твоем ином эстетическом восприятии или его недостатке, а в твоей внушаемости. Меня не было рядом, я не нашептывала тебе, как хочу кухонные лифты. В мое отсутствие в тебе взыграл вкус твоих родителей.

Или его усовершенствованная версия. Палисад-Пэрид лез из кожи вон, чтобы «соответствовать». Дом твоих родителей в Глостере, Массачусетс, был традиционным, двухэтажным с фасада и одноэтажным с тыла домиком Новой Англии. Однако принцип «не жалей средств», невинная вера в привлекательность били в глаза.

Мое восхищение девизом твоего отца «Материалы — все» относилось не только к нему. Я видела ценность людей, создававших вещи по высшему стандарту: Эрб и Глэдис построили собственный дом, коптили собственного лосося, варили собственное пиво. Однако я никогда не встречала двух других людей, существовавших исключительно в трех измерениях. Я видела, как твой отец восторгается изогнутой кленовой полкой или пенистым портером, — вот, пожалуй, и все. Думаю, только статичное физическое совершенство приводило его в восторг, а отдых перед камином с кружкой пива был дополнением. Твоя мать готовила с точностью химика, и мы прекрасно питались, когда приезжали к ним. Ее пироги с малиной, украшенные меренгами, не отличались от журнальных фотографий, и опять же у меня создавалось сильное впечатление, что целью был сам пирог, а его поедание, как разрушение ее творения, казалось ей вандализмом. (Доказательством может служить то, что твоя худая, как скелет, мать — прекрасная повариха, но с абсолютным отсутствием аппетита.) Если конвейерное производство товаров кажется безжизненным, оно и ощущается безжизненным. Я всегда испытывала облегчение, покидая дом твоих родителей, а ведь и были так добры ко мне, пусть и механически. И я чувствовала себя неблагодарной.

Все в их доме было надраено до блеска и словно скрывало тот факт, что под этим блеском ничего нет. Они не читали. У них было несколько книг: энциклопедии (корешки винного цвета придавали уют кабинету), но единственными потрепанными томиками были инструкции, руководства «сделай сам», поваренные книги и комплект «Как работают вещи». Они никак не могли понять, почему кто-то ищет фильм с несчастливым концом и покупает некрасивую картину. У них была самая современная стереосистема с динамиками по тысяче долларов каждый, о лишь горстка непритязательных дисков: «Оперные шедевры», Классические хиты». Это может показаться ленью, но я думаю все еще безнадежнее: они не знали, зачем нужна музыка.

Ты мог бы сказать это о всей жизни с твоей семьей: они не понимают, зачем она. Они прекрасные специалисты по механике жизни; они знают, как сцепить зубцы, но подозревают, что строят нечто бесплодное, вроде тех безделушек на журнальном столике, где серебристые шарики качаются туда-сюда, пока не изотрутся. Твой отец испытал глубокое разочарование, когда их дом был закончен, не потому, что что-то было плохо, а потому, что все было хорошо. Головка душа высокого давления и герметичная стеклянная кабина были установлены безукоризнно, и я легко могла представить, как — точно так же, как он отбирал безликую коллекцию лучших CD для своей великолепен ной стереосистемы, — он копается в грязи, чтобы обеспечим, душевую кабину ежедневным смыслом существования. В этом отношении их дом так опрятен, начищен и безупречен, так насыщен приспособлениями, которые месят и мелят, размораживают и нарезают рогалики, что словно и не нуждается в своих обитателях. В действительности рыгающие, какающие, расплескивающие кофе жильцы — единственные источники неопрятности в этой безукоризненной, самоподдерживающейся био сфере.

Конечно, мы говорили об этом во время наших визитов; мы развлекались, разбирая по косточкам твоих родителей, поскольку, объевшись, не находили в себе сил ехать сорок минут до ближайшего кинотеатра. Я веду к тому, что когда Кевин... ну, они не были готовы к четвергу. Они не купили необходимый механизм, который, как их немецкий очиститель малины, переработает этот поворот событий и придаст ему смысл. То, что сделал Кевин, не было рациональным. Это не заставило мотор крутиться тише или работать эффективнее; это не варило пиво и не коптило лосося. Это не производило вычислений; это было физически идиотским.

Ирония заключается в том, что, хотя твои родители всегда сожалели о том, что Кевин не протестант, у них больше общего с Кевином, чем у всех моих знакомых. Они не знают, зачем дана жизнь и что с нею делать, так и Кевин этого не знает. Интересно, что и твои родители, и твой первенец ненавидят свободное время. Твой сын всегда в лоб атаковал эту антипатию, что, если подумать, требует определенной храбрости; он никогда не обманывал себя тем, что, просто заполняя время, он продуктивно его использует. О нет... Ты наверняка помнишь, как он часами сидел, томясь и хмурясь, и ничего не делая, а только проклиная каждую секунду каждой минуты субботнего вечера.

Твоих же родителей перспектива незанятости пугает. Им нехватает силы воли Кевина, чтобы справляться с пустотой. Твой ц вечно совершенствовал бытовые приборы, хотя каждое новое приспособление, когда он его заканчивал, обременяло его большим ненавистным свободным временем. Более того, установив новый опреснитель или садовую ирригационную систему, он понятия не имел, что же он пытался улучшить. Жесткая вода открывала счастливую перспективу регулярной, пристежной очистки слива кухонной раковины, и он с большим удовольствием поливал бы сад вручную. Разница в том, что твой сознательно устанавливал опреснитель без веской причины, его Кевин никогда делать не стал бы. Бессмысленность никогда беспокоила твоего отца. Жизнь для него — коллекция элементов и электрических импульсов, она материальна, вот почему материалы — все. Этот прозаический взгляд на жизнь его удовлетворяет... или удовлетворял. В этом и заключается контраст: вин тоже подозревает, что материалы — все. Ему просто плевать на материалы.

Я никогда не забуду первый после четверга визит к твоим родителям. Признаю, я откладывала сколько могла, и это было проявлением слабости. Я уверена, что мне было бы так же безумно трудно, даже если бы ты смог поехать со мной, но, конечно, необратимое нервное расстройство тебе помешало. В одиночестве, без промежуточного звена, их сына, я поняла, что мы потеряли органичную связь, и думаю, они тоже почувствовали это разъединение. Когда твоя мать открыла дверь, ее лицо стало пепельно-серым, но она пригласила меня войти с той же вежливостью, с какой пригласила бы продавца запасных частей к пылесосу. Несправедливо называть твою мать чопорной, но она великий знаток этикета. Она любит знать, что делать сейчас и что последует за этим. Вот почему она такая поклонница изысканных трапез. Она находит покой в чередовании блюд: суп перед рыбой, и ее не страшит, как меня, отупляющий процесс приготовления пищи, ее подачи на стол и мытья посуды трижды в день, ,что может непрерывно продолжаться с утра до вечера. Не в пример мне, она не борется с условностями, как с принуждением; она смутно действует из лучших побуждений, но лишена воображения и потому благодарна правилам. Увы, не написаны правила этикета для вечернего чая с бывшей невесткой после того, как внук совершил массовое убийство.