Читать книгу - "Небо повсюду - Дженди Нельсон"

Я показываю на дом:

– Мне нужно наверх.

И мне правда нужно. Я хочу вернуться в Убежище, полное название: Внутреннее Тыквенное Убежище. Я переименовала нашу комнату несколько месяцев назад, когда Бейли убедила меня, что стены спальни должны быть оранжевыми, вызывающе огненно-рыжими. С тех пор при входе к нам желательно надевать темные очки. Уходя сегодня в школу, я заперла дверь, жалея, что не могу забаррикадировать ее от бабули и ее картонных коробок. Пусть Убежище останется таким, как сейчас. Как раньше. Для бабули такое мое желание значит только одно: я спрыгнула со своего дерева и мчусь по парку сломя голову. Если переводить с бабулиного на человеческий, это значит «окончательно свихнулась».

– Горошинка… – Она появляется на крыльце, облаченная в пурпурное платье с узором из ромашек. В руках у нее кисточка – впервые с того дня, как умерла Бейли. – Как прошел первый день в школе?

Я подхожу к ней и вдыхаю привычный запах: пачули, краска, свежая земля.

– Ничего, – отвечаю я.

Она внимательно вглядывается в мое лицо, будто собираясь делать с меня набросок. Мы молчим, и тишину привычно нарушает лишь тиканье часов. Я чувствую бабулино замешательство: она словно готова взять меня за плечи и трясти, точно книгу, в надежде, что из меня посыплются слова.

– У нас в оркестре новенький, – говорю я.

– Правда? И на чем он играет?

– Похоже, что на всем.

Перед тем как сбежать в лес, я заметила их с Рейчел. Они шли по школьному двору, и у него в руках была гитара.

– Ленни, я тут подумала… Может, тебе поможет… подбодрит, знаешь ли…

Ох, знаю я, к чему она ведет.

– Ну, помнишь, когда ты занималась с Маргарет, тебя было не оттащить от инструмента.

– Люди меняются, – перебиваю я ее.

Сколько уже можно это обсуждать? Я обхожу бабушку, чтобы войти внутрь. Мне хочется запереться в шкафу Бейли, вжаться в ее платья, втянуть запах прибрежных костров, кокосового масла для загара, розовых духов… ее запах.

– Слушай… – Она протягивает свободную руку, чтобы поправить мне воротник. – Я пригласила Тоби на ужин. Он со своего дерева спрыгнул. Сходи к нему в сад, помоги с прополкой… или что он там сейчас делает…

Наверное, она и ему чего-то такого наболтала, чтобы он наконец пришел в гости. О-хо-хо.

И тут она бесцеремонно проводит мне по носу кисточкой.

– Бабуля! – воплю я ей в спину, потому что она уже повернулась и заходит в дом.

Пытаюсь стереть рукой зелень с носа. Бабушка вечно подстерегала нас с Бейлз и измазывала краской. Всегда, всегда зеленой. Все стены нашего дома покрыты ее картинами сверху донизу. Картины громоздятся за диванами и стульями, стопками лежат под столами, в шкафах, и каждая из них свидетельствует о неувядающей любви бабушки к зеленому цвету. У нее есть вся палитра: от лаймового до травянистого. Рисует она каждый раз одно и то же: стройных гибких девушек, полумарсианок-полурусалок.

– Это мои барышни, – говорила она нам с Бейлз. – Живут между тем миром и этим.

Следуя ее просьбе, я оставляю футляр и рюкзак в доме и перебираюсь на теплую траву, под бок к Тоби. Он лежит на спине, и спящие собаки помогают ему «полоть сорняки».

– Племенной знак, – объясняю я, показывая себе на нос.

Он безразлично кивает, погруженный в цветочную кому. Теперь я для него зеленоносая картошка. Шикарно.

Я опрокидываюсь на спину, поджав колени к груди и приподняв голову. Мой взгляд перебегает от сирени на шпалерах к островкам ирисов, что перешептываются на ветерке. Один факт неоспорим: весна сегодня сбросила дождевик и резвится вокруг. Меня тошнит. Неужели мир уже забыл, что случилось с нами?

– Я никогда не уберу ее вещи в коробки, – выпаливаю я. – Никогда.

Тоби перекатывается на бок, рукой прикрыв глаза от солнца, смотрит на меня и говорит, к моему изумлению:

– Ну конечно же нет.

Я киваю. Он кивает в ответ. Я снова откидываюсь в траву и закрываю лицо руками, чтобы он не заметил, что я слегка улыбаюсь в ладони.

И вот внезапно солнце уходит за гору. Эта гора – мой дядя Биг. Он нависает над нами. Наверное, мы с Тоби оба отрубились.

– Я чувствую себя доброй волшебницей Глиндой из страны Оз, – говорит он. – Смотрю тут сверху вниз на Дороти, Страшилу и двух Тотошек, задремавших на маковом поле. – Пара снотворных цветков бессильны перед громогласным басом дяди Бига. – Если вы не проснетесь, придется мне наслать на вас снежную бурю.

Я сонно улыбаюсь его огромным подкрученным усам. Они величественно восседают над его верхней губой, точно само воплощение чудачества. В руках у дяди небольшой красный морозильник, который он держит непринужденно, точно портфель.

– Как идет раздача продуктов? – Я постукиваю по морозильнику ногой.

Мы столкнулись с непредвиденным ветчинным затруднением. Похоже, после похорон в Кловере вышел указ о том, чтобы все останавливались у нашего дома с куском ветчины. Она была повсюду: ею были забиты холодильник и морозилка, завалены полки и плита; ветчина лежала в раковине и в выключенной духовке. Когда соседи заходили выразить свои соболезнования, их встречал в дверях дядя Биг. Мы с бабулей то и дело слышали, как он гудел: «О, ветчина! Спасибо вам за заботу, заходите, пожалуйста». Шли дни, и реакция дяди Бига на ветчину становилась все более бурной. Каждый раз, как он восклицал «ветчина!», мы с бабулей переглядывались, стараясь подавить неподобающее хихиканье. Теперь дядя поставил себе целью добиться, чтобы в каждом доме на двадцать миль вокруг люди хотя бы раз в день съедали бутерброд с ветчиной.

Он ставит морозильник на землю и протягивает мне руку, помогая подняться:

– Возможно, через несколько дней мы станем безветчинными.

Как только я оказываюсь на ногах, Биг целует меня в макушку и протягивает руку Тоби, а потом обнимает его. Тоби, и сам паренек весьма внушительный, целиком исчезает в этом медвежьем объятии.

– Ну что, ковбой, как живешь-можешь?

– Так себе, – признается тот.

Биг отпускает его, оставляя одну руку у Тоби на плече, а второй приобнимает меня. Он переводит взгляд с меня на него и обратно.

– Это нужно просто пережить… всем нам. – Он возглашает это, точно Моисей, и мы киваем, приобщившись к великой мудрости.

Он подмигивает мне. Дядюшка Биг – великий мастер подмигивать, и пять его жен тому доказательство. После того как пятая покинула его, бабуля настояла, чтобы он перебрался к нам.

– Ваш бедный дядюшка изморит себя голодом, если будет и дальше страдать от безнадежной любви, – объяснила она. – Разбитое сердце – плохой повар.

А теперь она собственным примером подтверждала эту поговорку: все, что она готовит, по вкусу напоминает пепел.