Читать книгу - "Линия Жизни - Ирина Семина"

удо-Юдо, выходи, биться будем!!!

У Обители Зла, по виду — небольшой пещеры, стоял Илья Муромец, красавчик, кровь с молоком, румянец во всю щеку, косая сажень в плечах. Стоял, мечом булатным поигрывал, ножкой в нетерпении притопывал.

— Ну тут я… — раздалось из пещеры, лениво так, и там кто-то зашевелился, заворочался.

— Вылезай, кому говорю! — прикрикнул Илья Муромец. — Что ж такое неповоротливое, а, Чудо?

— Какое есть, — меланхолично отозвалось Чудо-Юдо. — Уродилось я такое, так что ж теперь?

— Биться будем, не на жизнь, а на смерть! — жизнерадостно огласил программу дня Муромец.

— Опять биться… — недовольно заметило Чудо. — Что ж ты такой… беспокойный? Чего тебе на месте не сидится и мирно не живется?

— Это потому, что в мире еще много Зла! — объяснил Илья. — Пока все не искореню, не успокоюсь! На то я и Богатырь, предназначение у меня такое.

— Слушай, ну чего тебе надо? — заныло Чудо, выгребаясь из пещеры на свет божий.

Илья привычно содрогнулся. Чудо-Юдо всегда вызывало у него самые неприятные чувства. Было оно какое-то неопределенно-аморфное, бесформенное, студенистое и вроде как даже слизистое. Такая куча трясущаяся, ползучая, и цвет противный — где черный, где серый, а где вовсе белесый какой-то. Только глаза у Чуда были красивые: большие, трогательные, с длинными ресницами. Но вот было бы их поменьше хоть раза в три — а то выглядывают то тут, то там, помаргивают тревожно, а у Ильи от этих глаз меч сам собой опускается и весь боевой азарт проходит, как и не было.

— Давай-давай, собирай себя в кучу, — поторопил Илья. — Солнце уже высоко, а ты только из логова своего выгребаешься. Непорядочек! Давно бы уже закончили Решающую Битву и по домам пошли.

— Вот сижу я в норе, ничего не делаю, никого не трогаю, претензий не предъявляю, какого от меня рожна всем богатырям надо?

— Про всех не знаю, а мне лично надо с тобой разделаться, — строго сказал Богатырь.

— А зачем?

— А чтобы впредь неповадно было!

— Да что я тебе сделало-то, что?

— А то-то и оно, что ничего не сделало! Запряталось там, затаилось. Сидишь, молчишь, гадости всякие небось думаешь. И пользы от тебя миру — ноль! Созидать надо, трудиться! За правое дело горой стоять! А ты как медуза какая, тварь дрожащая, ненавижу я тебя.

— Ну вот, вроде добрый, а ненавидишь… Зачем ты так? Тебе ж любить положено или нет?

— Я и люблю! Я люблю жизнь, движение, порядок! Людей люблю! И еще справедливость. Мне надо, чтобы все по справедливости было! И по правилам. Все, что не по правилам, — изничтожить, растереть и забыть, вот!

— Ага, мечом-то махать — оно конечно, легко! Р-р-раз! — и уничтожил! Нет человека — нет проблемы!

— Ну ты это мне брось! — сурово насупился Илья Муромец. — Я мечом только по делу машу! Меня люди любят! Я всем на помощь прихожу от меня Миру одна сплошная польза. А ты? Только зазря небо коптишь.

— Ничего и не зазря… Ксенофобия у тебя, Илюшенька. Тебе бы все, что в твои представления не укладывается, смести с лица земли. А вдруг оно полезное?

— Да кончай ты свою болтологию! — осердился богатырь. — Чем оно, скажи на милость, полезное??? Вот ты лично чем полезно? Ты ж по жизни приспособленец, непротивленец и соглашатель! От тебя ни «да», ни «нет» не дождешься! С тобой разговаривать-то страшно — ты любую мысль заболтаешь и окончательно все запутаешь!

— Так не разговаривай, Илюшенька, я ж никому не навязываюсь, ко мне сами люди идут!

— А это потому, что Зло привлекательно!

— Ну так я ж не убиваю никого, ты что?

— Еще как убиваешь! От тебя все беды людские. Чего ж хорошего, когда люди перестают действовать, двигаться, залегают на печи и начинают в носу глубокомысленно ковырять, о судьбах Мира думы думать. А Мир в это время хоть тресни — им до него и дела нет! Им бы только поговорить об этом…

— Дык не всем же Героями быть, кому-то и полежать полезнее. Вон ты ж сам на печи тридцать лет и три года пролежал, и ничего…

— Очень даже «чего»! Да если бы я до того времени на ноги встал, разве я бы допустил, чтобы сильные слабых обижали, враги границы нарушали, злодеи жертв убивали?

— Так слабые в борьбе свою силу получают, враги границы защищать заставляют, а про убийства… Тут вопрос многогранный! Ты ж тоже меня убить пришел, разве нет?

— Точно! И мозги себе запудрить не дам! Даже и не старайся. Я тебя не слышу.

— Вот оно и плохо, что не слышишь. Ты ж только себя и слушаешь, Илья-богатырь. Есть два мнения — твое и неправильное. А люди ко мне идут, потому что разобраться хотят, понять…

— Что они там у тебя почерпнуть могут, Чудо-Юдо ты поганое? Только как пузо чесать да раздумья размышлять!

— Ну и пусть себе размышляют, разве это плохо? Зато вреда тоже никакого не причинят.

— Плохо! Вот от таких, как ты, все Зло! Очень уж привлекательно это — бездействие да самоуглубление. Эвон какую норищу соорудил — небось до центра Земли докопался! И сам окопался в ней, лопатой не выковырнешь! Тушу-то вон нарастил — глядеть тошно! Образ у тебя какой-то… Безобразный, вот! Тебе самому-то не противно???

— Нет, мне — нет. Я ж чистый разум, мне образ ни к чему! Живу в недрах, вылезаю только когда богатыри тревожат. А там, в норе, бесформенным быть удобнее — растечешься, все пустоты собой заполнишь, и так органично в пейзаж впишешься, что полная гармония!

— Так некрасиво же!!! — взвыл богатырь, судорожно хватаясь за меч. — Красота спасет Мир, это общеизвестно, понятно тебе, чудовище???

— Илюш, кроме красоты есть целесообразность, если ты слово такое слышал… Ко мне ж не жениться сюда приходят, а за мудростью. Посидеть, поговорить, подумать, в себе разобраться. А ну как я на Василису Прекрасную было бы похоже, о чем бы ты сейчас думал?

— О любви, вестимо, — невольно усмехнулся Муромец.

— Так Василису-раскрасавицу любой дурак полюбит, а ты вот меня полюбить попробуй! Да не в смысле жениться, а как явление природы и носителя разума. Со всей моей бесформенностью и на тебя непохожестью.

— Нужно мне больно — тебя любить! — возмущенно фыркнул Илья. — С чего бы я вдруг тебя любить начал, ежели я тебя Злом считаю?

— А ты попробуй во мне найти ну хоть что-нибудь хорошее, — попросило Чудо-Юдо. — Глядишь, и просветление тебе выйдет.

— Нет в тебе ничего хорошего, — непримиримо сдвинул брови Илья. — И все, кончай бодягу! Начинается Решающая Битва! «Это е-е-есть наш после-е-едний и реши-и-ительный бо-о-ой!» — затянул Илья Муромец, замахиваясь двуручным мечом.