Читать книгу - "Свободная ладья - Гамаюнов Игорь"

И, помолчав, через несколько шагов добавила:

– Но зачем им, как, впрочем, и всем остальным, это знать? Всё равно в какой-то момент у человека слово «завтра» может означать только одно – уход и небытие. У каждого без исключения. Избежать такого «завтра» ещё никому не удалось, а раз так, может, и в самом деле нужно жить только «здесь и сейчас», дорожа каждой минутой?! Ты, Костик, об этом не думал?

– Пока – нет.

– А напрасно. – В её словах снова прорезалась интонация наставницы. – Ощущение близости небытия освобождает душу от вериг повседневности. Душа просто обязана быть от них свободной!.. Есть такие весёлые строчки:

Хочу, чтоб всюду плавала

свободная ладья.

И Господа, и дьявола

хочу прославить я…

– Это вы сочинили?

– Нет. Валерий Брюсов.

– Ваш друг?

– В каком-то смысле – да. Правда, в жизни мы с ним слегка разминулись – он умер в начале прошлого века.

Неприступные каменные крепости остались позади, дальше пошли старые деревенские дома, простодушно блестевшие из-за штакетных заборов окнами в резных наличниках. В конце извилистого переулка вдруг возникла решётчатая ограда, вознеслась над соснами кирпичная труба котельной, у стены которой притулилась металлическая калитка с надписью чёрной краской «Хода нет».

– Так здесь шутят, потому что центральный вход с другой стороны, – толчком открывая калитку, продолжала пародийно-просветительским тоном Элина. – Когда-то здесь, в лесной тиши, в старинном особняке располагался писательский Дом творчества. Потом построили четырёхэтажный гостиничный корпус для прочих, и муки творчества были вытеснены бурными развлечениями самых разных людей, хотя пишущие особи всё ещё сюда приезжают. По инерции. Правда, не столько творить, сколько бурно развлекаться.

Миновав особняк с колоннами, они прошли по расчищенной аллее к гостиничному зданию. Оставив своего спутника у входа («Надо уточнить, какой номер забронирован»), Элина легко взбежала по ступеням высокого крыльца, окантованного просевшими, источенными капелью сугробами. Появилась она, когда Костик стал уже нервно водить взглядом по окнам и лоджиям всех этажей.

– Держись уверенней: ты мой гость, – заговорщицким шёпотом проинструктировала она. – Оставим вещи и – на обед.

В просторном пустом холле, за барьером, пожилая дежурная звенела ключами, с кем-то разговаривая. Судя по всему – с котом буднично-серой масти, расположившимся на её служебном столе в позе задумчивого сфинкса. Да ещё бормотал в дальнем углу телевизор для двух дремлющих в глубоких креслах старушек.

На втором этаже Элина распахнула дверь номера и, метнув на диван рюкзачок, сделала широкий жест:

– Располагайтесь, принц! Чудо цивилизации – туалет и ванная с горячей водой – имеется. Торопитесь, обед стынет!

Затем они пересекли сосновый парк по диагоналевой аллее к стеклянно-бетонному кубу, пристроенному к старинному особняку. Столовая оказалась почти пустой. («Глухой сезон», – объяснила Элина.) Только в стороне от них, за столиком у стеклянной стены (сквозь неё видна была стоянка автомобилей, окружённая отливающими медью соснами) что-то шумно праздновала мужская компания. Оттуда Элину окликнули.

Она нехотя встала («Ну просто некуда спрятаться!»), пересекла зал. Там её уговаривали присоединиться («Я не одна»), звали и её спутника («Его утомляет многолюдье»), наконец вернулась. И тут же, следом, подошёл тот, кто её окликнул.

– Одну новость вдогонку, – пророкотал он надтреснутым баском, слегка наклонив к Элине массивную обритую голову, но не спуская внимательного взгляда с сидящего напротив неё паренька. – У меня здесь, в Москве, через месяц-два выходит сборник стишат, ты уж не пропусти. Полистай – «во имя нашего прошлого». А я завтра отправляюсь к себе, в Ганновер, по этому случаю мы с приятелями и гудим… – Он помедлил и, склонившись ещё ниже, к кудрявящимся возле её уха завиткам, понизив голос, пророкотал: – Не слишком ли молод?

3

После обеда они медленно шли к своему корпусу по диагоналевой аллее, вдоль которой угадывались погребённые под ноздреватым снегом скамейки, и Элина, взглянув искоса на своего спутника, сказала:

– Ты, конечно, хочешь спросить, кто подходил к нашему столику.

– Нет-нет! – торопливо откликнулся Костик. И тут же, смешавшись, прибавил: – В общем-то да. Какой-то он странный.

– Это мой первый муж. Мы развелись двенадцать лет назад. Он с приятелями, к счастью, обосновался в старом, дворянском, корпусе. Честно говоря, не ожидала его здесь встретить.

– А сейчас вы…

Он не договорил, запнувшись.

– Со вторым я развелась год назад.

Она молчала, ожидая вопроса, а не дождавшись, снова сказала:

– Ты, конечно, хочешь знать почему?

– Нет-нет! – опять запротестовал Костик и тут же признался упавшим голосом разоблачённого: – Ну, в общем, да. Хочу.

– Давай пройдёмся. Тебе не зябко? Ты легко одет. Дело в том, что мне фатально не везёт. Оба моих мужа оказались монологистами – слышали только себя, говорили только о себе.

И снова – бравурная мелодия в кармане дублёнки. Включив мобильник, Элина нахмурилась.

– Да, занята, но… А какая работа?.. Переводы с подстрочника?.. Хорошо, я перезвоню… – Она сунула мобильник в карман, посмотрела на верхушки сосен: – Взгляни, какое небо!.. Очистилось. К похолоданию, наверное.

Они миновали огороженную фигурным металлическим забором впадину – в её ровных контурах угадывался под снегом пруд, пересекли пустынную детскую площадку с деревянной горкой, качелями и невысокой елью, на которой всё ещё болтались новогодние шары и остатки не сорванного ветром серебристого «дождя», втянулись в сумрачную аллею.

Там, под высокими старыми соснами, Элина чуть замедлила шаг («Смотри, как верхушки золотятся – они ещё видят солнце!..»). Подошли к главному входу, к воротам, за которыми по тёмному, влажно отблёскивающему шоссе, безостановочно мелькая, проносились с надсадным воем автомобили и сизым бликом светилась у противоположной обочины неоновая надпись на крыше невысокого строеньица: «Продукты. 24 часа».

Повернули обратно. Элина рассказывала о нелепостях своей жизни («Приятелей тьма. Куда ни придёшь – знакомые лица, а поговорить не с кем»). Солнечные блики на верхушках сосен гасли. Крепнущий ветер разносил по блёклому небу клочковатые облака. Элина взяла Костика под руку («Конечно, есть подруги, но женская дружба эфемерна…»). Они вошли в холл своего корпуса. Кот теперь возлежал на барьере, всё в той же позе, наблюдая за дежурной, громко говорившей с кем-то по телефону.

В номере Элина, запустив руку в рюкзачок, валявшийся на диване, извлекла фляжку с коньяком («Отметим внезапную нашу встречу…»), разлила по стаканам («А ведь не опоздай я на свою электричку, могли бы разминуться…»), чокнулась («Ну, смелее!»).