Читать книгу - "Знай, что я люблю тебя - Луис Леанте"

Гильермо выглядел франтом. Он тоже явно не знал, что сказать. Вертел в руках форменную фуражку легионера, комкал ее вместе с перчатками, никак не решаясь прервать затянувшуюся напряженную паузу. В конце концов он все же нарушил молчание:

— Ты уже знаешь новость?

Сантиаго не ответил, но внутренне приготовился к катастрофе. В любом случае его жизнь уже не могла стать хуже, чем сейчас.

— Главнокомандующий умер, — произнес Гильермо, стараясь разглядеть на лице друга хоть какую-нибудь реакцию. — Сегодня на рассвете.

Капрал Сан-Роман снова легкомысленно уставился в окно. Новость как будто совершенно не взволновала его. Несмотря на поздний час, движение самолетов не прекращалось.

— Это все из-за этого?

— Что это?

— Целый день все ездят туда-сюда. Войска грузятся в самолеты. Только не могу понять, прилетают они или улетают. Уже неделю, как мое дело застопорилось, и никто мне ничего не объясняет. Происходит что-то еще, так?

Гильермо уселся на грязный, пропахший потом тюфяк. Он не решался прямо взглянуть в лицо товарищу.

— Марокканцы наступают, — медленно проговорил он.

На столе лежало письмо, которое никогда не будет ни написано, ни отослано. Они одновременно перевели взгляд на желтоватую бумажку, а затем посмотрели друг другу в глаза.

— Гильермо, — сказал капрал надтреснутым голосом, — меня расстреляют? Почему, ты думаешь, меня все еще держат здесь?! Потому, что самолеты нужны для более важных вещей, чем транспортировка какого-то…

— Предателя? — закончил Гильермо с неожиданной злостью в голосе.

— Ты тоже так считаешь?

— Все так говорят. И ты не пытался убедить меня в обратном.

— Зачем? Ты бы мне поверил?

— А ты попробуй.

Сантиаго приблизился к столу, взял листок, скомкал его и скатал в шарик, которым метко запустил в поганое ведро. Гильермо внимательно следил за всеми движениями приятеля, потом добавил:

— Нас вывезут отсюда. Никому не нужна война с марокканцами. Злые языки утверждают, что провинция уже тайно продана Хасану[3]или Мавритании.

— Меня это не волнует. Ты демобилизуешься через месяц, вернешься домой, а я…

— Ты тоже вернешься. Как только все разъяснится, тебя отпустят и отстранят от службы.

Капрал Сан-Роман внешне оставался спокоен, стараясь не выказать охвативших его сомнений. Шум мотора идущего на посадку самолета заполнил собой тишину лачуги. В трепещущем жарком мареве казалось, что красное небо сливается с линией горизонта.

— Послушай, Санти, понимаю, что ты не хочешь говорить об этом, но ты мой друг, и я должен знать правду.

Капрал Сан-Роман снова напрягся. Он буквально впился взглядом в лицо товарища, в то же время сдерживаясь, чтобы не выдать волнения. Гильермо отвел глаза, но тревога друга не ускользнула от его внимания.

— В казармах болтают, что ты заодно с предателями родины, что ты террорист. Я не говорю, что считаю так же, но хочу, чтобы ты мне все рассказал.

У Сантиаго не осталось сил, чтобы спорить, ноги у него подкашивались. Он прислонился спиной к двери и медленно сполз по ней, опускаясь на пол, и обреченно закрыл лицо ладонями. Ему было так мучительно стыдно, что он даже не чувствовал неудобства позы.

— Клянусь тебе, Гильермо, я не знал ничего. Клянусь памятью матери.

— Я верю тебе, Санти, верю. Когда тебя арестовали, мне не дали поговорить с тобой. Мне достаточно было бы посмотреть тебе в глаза, встретиться лицом к лицу.

— Какой смысл? Меня все равно расстреляют.

— Не говори глупостей! Никто не собирается тебя казнить. Как только ты все честно расскажешь, тебя демобилизуют, максимум возьмут на заметку, и все!

— Они захотят знать все, имена, захотят знать…

— Но ты же сказал мне, что ничего не знаешь! Тебе нечего бояться.

— Клянусь тебе — я ничего не знал. Я был уверен, что в том узле — грязное белье, и ничего больше.

Гильермо смотрел на друга, и в его глазах сквозило недоверие. Несмотря на то что в лачуге уже царил полумрак, капрал Сан-Роман понял, что за мысли крутятся сейчас в голове товарища.

— Санти, то грязное белье весило больше пятнадцати килограммов…

— Ну и что? Ты считаешь, я совсем идиот?! Я подумал, что кто-то сунул в узел карбюратор или несколько старых клапанов. Знаю, что это противозаконно, но местные без конца проворачивают такие штуки. Как будто сам не знаешь — все так делают! Карбюраторы, сапоги, всякий металлолом…

— Да, Санти, но в том металлоломе оказались гранаты, детонаторы, и я не знаю что еще! В казармах говорят, этого добра хватило бы, чтобы разворотить отель «Парадор Насьональ».

— Да не собирался я ничего взрывать! Я просто помог, как много раз до того. Сделал небольшое одолжение, ничего больше.

— А та девушка? Это ей ты помог?

Капрал Сан-Романо подскочил так резко, будто вместо ног у него были пружины. Он мгновенно оказался напротив Гильермо — кулаки сжаты, лицо напряжено, под кожей ходят желваки, казалось, было слышно, как у него заскрежетали зубы.

— Это не твое дело! Не лезь в мою жизнь, слышишь? Сколько раз я тебе говорил! Я в том возрасте, когда могу сам решать, что для меня правильно, и сам выбирать, с кем водить знакомство!

Гильермо тяжело поднялся — в его движениях сквозила тоска — и подошел к окну. Происходящее наполняло его невыразимой печалью, словно высасывая из души все хорошее и радостное. Он стоял, повернувшись спиной к Сантиаго, и смотрел на первые звезды, загоравшиеся на бархатном небе. Снаружи воздух был сухой и чистый. Красота окружающего мира резко контрастировала с терзавшей его горечью несправедливости. Он глубоко вздохнул, пытаясь облегчить боль, сдавившую грудь.

— Послушай, Санти, мне стоило больших усилий добиться встречи с тобой. Ты даже не представляешь себе, что мне пришлось сделать, чтобы добраться сюда. Нас держат в боевой готовности в казармах в ожидании новостей. Совершенно случайно удалось узнать, что тебя не будут переводить отсюда еще две недели, потому я приехал.

В хижине снова повисла тишина. Казалось, у Гильермо нет больше сил, чтобы продолжать разговор. Если бы он не знал друга так хорошо, поверил бы, что капрал плачет. Но нет, Сан-Роман никогда не плакал, тем более при свидетелях. Поэтому Гильермо в замешательстве задержал дыхание, когда в полутьме хижины Сантиаго неожиданно поднялся, подошел к нему вплотную и прижался, словно беспомощный ребенок. Он стоял, не решаясь пошевелиться, пока не почувствовал горячие слезы друга на своем лице, и лишь тогда ответил на его объятие, крепко сжав его в ответ и утешая, как маленького.

Еще сильнее его поразили сбивчивые слова капрала.