Читать книгу - "Кокаин - Дино Сегре"

имеют снаружи печальный вид: двери их и окна имеют очень мало стекла и слишком много дерева. И то небольшое количество света, которое могло бы проникать в них, задерживается отчасти огромными надписями с названием напитков и ценами на разные яды.

Когда они собирались войти в кафе, их нагнал человек с деревянной ногой, который сделал один шаг назад, чтобы дать им пройти.

— Этот тип живет в той же гостинице, где и я, — сказал Тито, — и неизвестно, чем он занимается.

— Чем занимается? — ответил приятель. — Ведет очень прибыльную торговлю. Вот увидишь. Весь его товар заключается в деревянной ноге.

— Он нищенствует? — сказал Тито.

— Какое там!

— Деревянную ногу только и можно использовать подобным образом.

— Ты думаешь? Он извлекает гораздо лучшую пользу. Однако, не спеши. Скоро сам убедишься в этом.

Хозяин заведения стоял за прилавком и обслуживал пивом шоферов, от которых исходил неприятный запах скверного табаку и мокрых плащей. За ним красовались на полках всевозможные бутылки, украшенные разными флажками, которые отражались в противоположном зеркале.

На цинковой подставке стоял большой сферический аквариум, в котором плавало несколько гипохондрических розовых рыбок, которые благодаря переломлению искусственного и натурального освещения принимали вид китайских драконов.

— Есть люди, — сказал Тито, потягивая около буфета портвейн, — которые, получив несколько капель дождя, должны ложиться в кровать и испытывают страшные приступы ревматизма, тогда как рыбы проводят всю свою жизнь в воде и не знают, что такое ревматизм.

Раздался взрыв смеха, похожего на дребезжание стеклянной посуды на металлическом подносе.

— Убирайся туда, дура! — закричал хозяин.

Девушка со стеклянным взором сделала шага два назад, а затем, как побитая собака, вошла в соседнюю комнату, дверь которой была завешена розоватой занавеской.

— Sas de petard ici, — произнес хозяин на argot; а затем, поняв, что Тито иностранец, перевел: — Не надо шуметь.

— Это вы мне говорите? — недовольным тоном спросил Тито.

— Нет, этой девчонке, — объяснил хозяин.

Когда шоферы ушли, приятель Тито пошептался немного с хозяином, который вместо ответа поднял розоватые занавески и, кланяясь, сказал:

— К вашим услугам!

Тито и его друг вошли, как входят в музей восковых фигур, только для мужчин в возрасте от восемнадцати лет и больше.

Приход их был встречен с некоторым недоверием. Желтоватый, спокойный свет падал на столики, покрытые зелеными скатертями, подобно ломберным или экзаменационным столам. Комната была небольших размеров; по стенам шел диван, в разных местах было расставлено восемь столиков, пианино, несколько журналов, захватанных пальцами и залитых ликером, и зеркало, исцарапанное алмазом.

Тито прежде всего обратил внимание на помещение, хотя, следуя совершенно понятному импульсу любопытства, должен был бы посмотреть сперва на присутствующих; чтобы не вызвать никакого подозрения и не казаться неопытным в деле отравления наркотиками, он непринужденно сел на диван рядом со своим другом.

Он взял в руки один из журналов.

Три женщины посмотрели на него с некоторой подозрительностью и обменялись между собой какими-то замечаниями по его адресу, но он не разобрал, что они говорили. Однако девица, которая перед тем рассмеялась в буфетной по поводу его фразы, обращаясь к остальным, сказала:

— Недурен, канашка!

Тито осмотрел внимательно каждую из четырех женщин и заметил, что одеты они были в легкие, поношенные платья, башмаки на них были стоптанные, общий вид поблеклый. У одной из них шея была недостаточно хорошо вымыта, ногти, хотя и полированы, но слабо, так что розовый оттенок вместе с черной каймой производил неприятный контраст.

Женщины сидели тесно одна подле другой, как сидят птицы в клетке для того, чтобы согреться, и держали ноги на перекладине стола; одна же из них поставила ноги на тот же стул, на котором сидела, и согнула их так, что могла положить подбородок на колени. У всех их был какой-то стеклянный взгляд; на бледных лицах резко выделялись искусственно подкрашенные губы.

Эти молчаливые женщины, казалось, ожидали смертного приговора, который им должен произнести кто-то, кто с момента на момент может войти через двери, на которые одна из них от времени до времени посматривала, но никто не входил.

Под большим зеркалом два худощавых человека механически играли в кости с таким видом, как захудалые архивариусы ведут свои реестры в пыльном помещении, получая вознаграждение не за ту работу, которую исполняют, а за время, которое употребляют на это. У одного из них на шее был платок, который должен был заменять собой воротничок и галстук. Другого игрока Тито видел только спину и затылок: на затылке виднелись сбившиеся в косичку волосы; но когда тот повернул голову, чтобы посмотреть на вновь прибывших, Тито увидел и его лицо. Это было одно из тех неприятных лиц, которые встречаются только в дни генеральных забастовок. Лицо это было длинное, худое, почти все изъеденное оспой.

Девушка, которая дала возможность услышать свой голос, поднялась и подошла к одному из игроков; она нагнулась над ним и пощекотала щекой его ухо, но мужчина невозмутимо продолжал играть. Тогда она подняла ему фалды пиджака, вынула из заднего кармана брюк портсигар и, возвращаясь к товаркам с зажженной папироской в зубах, подняла ногу в уровень со спиной, а затем опустила ее на стол с такой силой, что зазвенели все стаканы.

— Это забавляет вас? — спросила она, обращаясь к Тито, который не произнес до тех пор ни одного слова: — Здесь мало веселого.

— Я замечаю это. В покойницкой веселее! — ответил Тито.

— Тогда идите туда! — пробурчала та обиженным тоном.

В это время один из играющих в кости быстро повернулся и строго сказал:

— Кристина!

Приятель Тито высказал свое предположение:

— Быть может, они приняли нас за полицейских или что-нибудь в этом роде.

Тито рассмеялся и повернулся к более разговорчивой девушке:

— Ваши подруги и игроки в кости должно быть составили себе очень странное об нас мнение. Мне кажется, что присутствие наше немного стесняет вас. Но мы не те, за кого вы нас принимаете. Я журналист, а это мой товарищ. Как видите, ничего страшного.

— Журналисты? — вмешалась одна из трех молчаливых женщин. — А что вы здесь делаете?

— То, что