Читать книгу - "Спросите Фанни - Элизабет Хайд"

Сейчас отца главным образом беспокоила младшая дочь, но он волновался и о других детях. Рут служила в крупной юридической фирме в Вашингтоне, и Мюррея тревожило, что она слишком много работает, — как она сама однажды обмолвилась, шестьдесят — семьдесят часов в неделю. Ее муж Морган тоже был юристом, но ему как-то удавалось приходить домой к половине седьмого. «А почему у тебя так не получается?» — часто спрашивал Мюррей Рут.

Убедительного ответа она никогда не давала.

Что касается Джорджа, то он служил медбратом, а эта профессия предполагает дневную смену в четко определенные часы, и у него оставалось время на постоянные тренировки для участия в марафонских забегах. Джордж всегда отличался неуемным аппетитом и после двадцати лет сильно раздался вширь, поэтому изначально он занялся бегом, чтобы похудеть. Теперь, жилистый и подтянутый для своих 160 сантиметров роста, он бегал примерно по шесть марафонов в год. В спорте нет ничего плохого. Но Джордж работал в отделении реанимации, и Мюррей переживал, что сын слишком часто сталкивается со смертью. Несколько раз в неделю ему приходится накрывать простыней тело очередного покойника, а это, должно быть, тяжело, ведь мальчик он чувствительный. Поневоле забеспокоишься.

Однако больше всего Мюррея тревожила Лиззи. Она всегда была порывистой, склонной к всплескам эмоций и драматизации. В шесть лет она решила побрить свою Барби и безумно разозлилась, когда поняла, что волосы у куклы не отрастут. В десять она послала учительницу на хер. Учась в колледже, сбежала на зиму в Мексику, а вот теперь намеревается бросить стабильную работу и отправиться жить в Гималаи!

В такие времена Мюррей особенно жалел, что рядом нет жены — уж она-то сумела бы остудить пыл Лиззи. Взгляд его упал на фотографию в латунной рамке на секретере: тридцатипятилетняя Лиллиан в бледно-желтом сарафане сидела в плетеном кресле и призывно смотрела в объектив, держа длинными изящными пальцами сигарету. Лиззи стала так похожа на нее! Хотя у дочери были каштановые кудрявые волосы, а у матери пепельно-русые и прямые, но Лиззи унаследовала материнские голубые глаза и тонкие губы, уголки которых смотрели вверх, даже когда она злилась. Лиллиан наверняка убедила бы Лиззи выкинуть блажь из головы. Насколько помнил Мюррей, она всегда умела заставить детей слушаться. Но Лиллиан нет в живых уже тридцать два года, так что теперь вся надежда на Рут.

Мюррей размышлял, как устроить, чтобы дочери оказались во время выходных наедине, когда услышал, что во дворе остановилась машина. Наконец-то приехала Лиззи. Он поспешно встал с кровати и заправил ее. (Он гордился своей аккуратностью: неубранная постель говорит о немощи, о том, что здесь спит старик, который махнул на себя рукой. А потом того и гляди дом пропахнет мочой, и Рут первая это заметит.)

Спустившись в кухню, Мюррей выглянул из окна и увидел, как расхристанная Лиззи вылезает из машины с коробкой выпечки в одной руке и упаковкой из шести бутылок пива в другой. Дочь была в широких шароварах, которые, по мнению Мюррея, ничуть ее не украшали.

— Рановато для пива, ты так не считаешь? — спросил он, открывая перед ней дверь кухни.

— Это как посмотреть, — возразила Лиззи, решительно входя в дом.

— Ну где тебя носит? — воскликнул Джордж. — Мы проголодались как звери.

Лиззи поставила коробку с кексом на стол и открыла бутылку пива.

— С ума сойти, — проворчала Рут. — А ведь еще только половина одиннадцатого.

— Утречко выдалось еще то, — объяснила Лиззи. — Так что не хлопай крыльями.

— Что, какой-нибудь студент расстроился из-за оценки? — поинтересовался Джордж.

— Нет, — ответила Лиззи. — Я разругалась с Гэвином.

— Жаль это слышать, — произнес Мюррей, а сам подумал: «Ну слава богу».

— Сильно разругалась? — спросила Рут.

— Не то слово.

— Вплоть до того, что вы разбежались?

— Вплоть до того, что он оказался в больнице, — пояснила Лиззи.