Читать книгу - "Волчья лощина - Лорен Уолк"

Но детали ещё требовали проработки. Весь последний месяц меня бросало от одной проблемы к другой, я прыгала, словно тыквенное семечко на раскалённой сковороде. И очень устала. В голове не укладывалось: всего несколько недель назад я тяготилась своей приятной, но чересчур спокойной жизнью. Воображала перемены в виде румяного пирога: пока не разрежешь, не узнаешь, какая в нём начинка. Теперь мне хотелось одного: чтоб меня оставили в покое. Дали поразмыслить.

Панцирь-камень был недалеко от школы. Олени давно облюбовали папоротники, его окружавшие, и тропки к Панцирь-камню вели в основном оленьи. На такую-то тропку я и ступила. Порадовалась, что можно не бояться Бетти. Задумалась: наверно, дурно радоваться? Решила: ничего подобного. Конечно, я могла бы и поживее сообразить насчёт колодца, но в колодец-то Бетти сама свалилась. А нечего было пакостить.

Генри с Джеймсом, по обыкновению, убежали. Я осталась совершенно одна. Даже мелкие зверушки и птички и те попрятались и словно выжидали: с какими намерениями я пожаловала? А намерений не было никаких. Панцирь-камень лежал посреди поляны — этакая огромная луна в окружении жёлтых кленовых «звёзд». Прожилки кварца пробивались на красноватую поверхность как бы из самой сердцевины. Панцирь-камень казался объектом нездешним — в наших краях подобных ему не было. Откуда он взялся, оставалось только гадать.

Я думала, что сильнее на Бетти уже не разозлюсь, она ведь наказана. А увидела на Панцирь-камне царапины — и просто-таки затряслась от негодования. Я их погладила — вдруг, раненый, оскорблённый, Панцирь-камень сам подскажет решение? Но он поведал лишь о многовековой стойкости, а клёны согласно закивали.

Действительно, мне ли переживать за валун, что появился здесь в незапамятные времена, что перележит и меня, и Бетти, и весь наш округ? Я пришла к Панцирь-камню за ответом, даже за планом. А он, мудрый, ошарашил меня открытием: проживи я хоть девяносто лет, жизнь в масштабах вечности даже на мгновенный промельк не потянет. Даже на слабую вспышку. Даже подобием вздоха во Вселенной не отзовётся.

На обратном пути я думала о фермерах, которые рыли волчьи ямы. Может, они принуждали рыть и своих сыновей, мальчишек всего годом-двумя старше, чем я. Представляла ямы, набитые волками — воющими, огрызающимися, скулящими. Почти наяву я видела обглоданные кости. Я видела нерождённых волчат с розовыми ушками, полупрозрачными, как лепестки.

Я думала о Бетти и её отце, который «свалил»; я начинала понимать причины ненависти Бетти к Тоби. Передо мной мелькали жуткие картины — как иллюстрации к рассказу Тоби; я ощущала под пальцами гадкую мягкость его шрамов. Пусть некоторые вещи изначально недоступны моему пониманию — я должна и буду над ними задумываться. Но что насчёт людей? Как ни кричи я во весь свой слабый голос — до каждого ведь не докричусь.

И пусть, пусть! Если даже вся моя жизнь — просто нота во вселенской симфонии, кто мне помешает тянуть эту ноту максимально долго, максимально высоко? Вот что я надумала, вот за какое решение держалась до самого вечера.

Маму и бабушку я застала в гостиной. Они штопали одежду.

— А где мальчики?

— На сеновале, с Джорданом, — ответила мама, поглядев на меня очень многозначительно.

Я разинула рот:

— С кем?

— С Джорданом, — сказала бабушка, не отвлекаясь от штопки. — Славный какой человек этот Джордан — согласился крышу залатать.

— А можно я тоже к ним пойду?

— Можно, только ненадолго. Чтоб все втроём вернулись, с Генри и Джеймсом.

— Мама, а ты Джордана обедом покормила? Она улыбнулась:

— Нет. Джордан — работник, а не гость. Работников к обеду приглашать не принято.

Бабушка усмехнулась.

— Я просто спросила, мама.

— А я просто объяснила. Ну, ступай. Не задерживайся там — скоро ты мне понадобишься на кухне. Ужин будем готовить.

Я двинулась на стук молотков и на звонкие мальчишеские голоса. Папа и Тоби прибивали дранку, Генри с Джеймсом раскачивались на верёвке, подвешенной за потолочную балку. Чуть кольнула ревность: вон как они без меня обходятся.