Читать книгу - "Дорога на Вэлвилл - Т. Корагессан Бойл"

Чарли обошел пару, положил руку на стойку.

– Мистер Бендер, – прошипел он.

Клерк кинул на него такой взгляд, будто Оссининг был комочком грязи на подошве его ботинка. Не пытаясь скрыть презрения, буркнул:

– Подождите, пожалуйста.

Кулак Чарли кузнечным молотом шарахнул по стойке.

– К черту «подождите», – задыхаясь, проговорил он. – Мне нужен Бендер. Найдите его немедленно.

Холл прошелестел приглушенным шепотом, незыблемое спокойствие величественного сооружения зашаталось от этого взрыва ярости. Супружеская пара отступила назад. На Оссининга старались не смотреть. Клерк разинул рот, в его глазах мелькнул ужас – он был похож сейчас на школьника, которого несправедливо наказывают за проделки всего класса. Оссининга охватил злобный восторг: этот несчастный дурак, казалось, сейчас расплачется.

– Бендера, – рявкнул Чарли, как припечатал. – Немедленно.

Но встретиться с Бендером не удалось. Чарли даже был лишен удовольствия увидеть, как зайдется в истерическом плаче клерк или как в ужасе шарахнется надутая от важности супружеская пара. Увы. Потому что в ту же самую секунду его будто зажало в тиски – это носильщик, явно в прошлом борец, применив двойной нельсон, скрутил возмутителя спокойствия, с помощью швейцара проволок по вестибюлю и без всяких церемоний вышвырнул на улицу, чуть ли не под копыта лошадей. Эти двое, носильщик и швейцар, молча стояли над Чарли, скрестив руки, и ждали, когда он попробует встать и вернуться назад в отель – вот тогда бы они оттащили его в соседний переулок и отделали как следует. Оссининг лежал, съежившись, в шее пульсировала острая боль, он чувствовал себя ужасно слабым. Швейцар постоял немного, потом шагнул вперед и неторопливо, почти задумчиво ударил лежащего пару раз ногой под ребра.

Чарли хотелось только одного: чтобы его оставили тут, посреди улицы; унижение было во сто крат сильнее любой боли, какую они могли ему причинить. Но прохожие смотрели во все глаза, и Оссининг понимал, что в любой момент может появиться полиция, которая, конечно же, преисполнится безграничного почтения и сочувствия к главному президенту «Иде-пи инкорпорейтед», когда увидит его разорванные брюки и измазанное конским навозом пальто. Поэтому Чарли шумно втянул в себя воздух, поднялся, словно ничего такого не случилось – надо же, он, кажется, поскользнулся? – нахлобучил шляпу и захромал по улице, стараясь сохранять достоинство, насколько это было возможно в его положении.

Но внутри у него все кипело. Им владело единственное чувство – жажда мести. Встретить бы эту подлую обезьяну носильщика в темном переулке одного; или узнать адрес швейцара с деревянной рожей – ворваться к нему, когда он жрет свой суп, и хорошенько начистить физиономию в его же собственной кухне. Да, именно так надо сделать, это будет поступок настоящего мужчины. И еще Бендер. Будь он проклят. Будь проклят тот день, когда судьба свела Оссининга с этим чертовым сукиным сыном. На куски его разорвать, пусть только этот ублюдок попадется ему в руки. Чарли брел, не разбирая дороги, что-то бормотал себе под нос – его не заботило, куда он идет, он петлял по улицам, а ярость постепенно стихала. И уступала место отчаянию. «Иде-пи». Чушь собачья. Бендер – самый обыкновенный мошенник, наплел с три короба, Чарли и клюнул. А миссис Хукстраттен? Господи, что же он скажет миссис Хукстраттен?

Когда он наконец обрел способность воспринимать действительность, то обнаружил, что пришел к подножию главного городского столпа, на котором держатся слава и преуспеяние Бэттл-Крик, – Санатория. Оссининг стоял напротив него, вокруг кипела суетливая жизнь делового квартала. Непоколебимая величественность здания потрясла его. Так вот где элеоноры лайтбоди со всего света лечат свои нервы и учащенное сердцебиение; вот где родились хлопья, на которых составили себе состояние тысячи спекулянтов. Местечко было крутое – Элеонора права, вынужден был признать Чарли: «Таверна Поста» ему в подметки не годилась.

И тут погруженный в благоговейную задумчивость Оссининг услышал где-то у своего локтя знакомый писклявый голосок:

– Привет.

Он развернулся всем корпусом и увидел Эрнеста О'Рейли, посыльного Бендера.

– Привет, – тускло отозвался Чарли. – Ты что здесь делаешь, ты разве не должен быть в школе?

Мальчишка, маленький, сморщенный, жалкий, был похож на заспиртованного в банке зародыша. Он пожал плечами, отвернулся.

А, мура. Бизнес прежде всего.

Бизнес. Ах, ну да, конечно. Чарли схватил его и встряхнул.

– Где он?

Эрнест О'Рейли не весил ровным счетом ничего.

– Вы делаете мне больно, – пропищал он, в голосе его не было ни злости, ни протеста – лишь все та же печальная покорность.

– Бендер, – повторил Чарли и еще крепче стиснул пальцы. – Где он?

Мальчишка мотнул головой куда-то себе за спину, указывая на стоящее неподалеку здание. В ближайшие месяцы Чарли предстояло очень тесно познакомиться с этим местом, но первое впечатление у Оссининга сложилось самое неблагоприятное. Он увидел крытое крыльцо, ряд окон, дверь. За окнами можно было разглядеть столы, стулья, склонившихся над тарелками и столовыми приборами людей. Ресторан. Вывеска над входом гласила: «Красная луковица», а пониже от руки белыми буквами на коричневато-красном фоне было написано следующее: «Надоели отруби и пророщенные семена? Тогда попробуй наши превосходные стейки, отбивные, жареную картошку, а главное – наш знаменитый детройтский гамбургер».

В ресторане стоял неистребимый аромат прогорклого жира, прокисшего пива, пота, дешевых сигар и умопомрачительного шестнадцатиунциевого стейка, поджаренного на сковороде с лучком. Бендер сидел один за столом, спиной к двери, кувшин с пивом был наполовину опустошен, на тарелке лежала косточка от бифштекса.

– Бендер, – рявкнул Чарли, сделал несколько огромных шагов по кафельному полу в черно-белую клетку и хрипящим от ненависти голосом спросил: – Где вас черти носили?

Бендер издал приветственный возглас и шумно поднялся, опрокинув при этом стул, – ни дать ни взять морской лев с каменистого калифорнийского берега, бросающийся на врага.

– Чарли, мой мальчик, – восклицал он, будто вправду был страшно рад встрече. – Садитесь, садитесь.

Бендер повторял каждое слово дважды, и Оссининг не мог не заметить, что под маской грубоватого добродушия таится с трудом скрываемое возбуждение.

– Берите стул, берите стул, садитесь, садитесь, мои мальчик, мой чудный – мой расчудесный – мальчик, а также деловой партнер.

Партнер садиться не стал. Бендер не ответил на вопрос, и Чарли не желал спускаться с высоконравственных позиций на грешную землю.

– Где вас черти носили? – снова спросил он. – У нас ведь была назначена встреча, разве нет? В одиннадцать? Я ждал вас полтора часа на этих проклятых развалинах, продрог до костей!

– Сядьте, Чарли, не устраивайте сцен, – прошипел Бендер.