Читать книгу - "Растревоженный эфир - Ирвин Шоу"

— Ральф будет так рад вновь повидаться с тобой. Он часто о тебе спрашивает.

— Как он? — вежливо спросил Арчер, гадая, как долго придется болтать о пустяках, прежде чем он сможет сказать Элис о цели своего визита.

— Он стал таким высоким, что ты его не узнаешь. — Как любая мать, Элис гордилась своим сыном. — Он говорит, что хочет стать физиком. Ты знаешь, в газетах очень много пишут о науке, а в школу к ним все время приходят профессора. — Элис рассмеялась. Смех у нее был как у девочки. — И куда только подевались пожарные и жокеи. Когда я училась в школе, мальчишки бредили этими профессиями.

Ральф был единственным ребенком Элис. Ее муж, архитектор, погиб в автокатастрофе в 1942 году, как раз в тот момент, когда пошли заказы. Умирать он не собирался, в страховку не верил, и теперь, глядя на обшарпанную мебель и заштопанные занавески, ясно указывающие на то, что хозяева квартиры едва сводят концы с концами и не выдержат следующего удара судьбы, Арчер подумал, что архитектору, прежде чем садиться за руль, следовало обзавестись одним, а то и двумя страховыми полисами, выписанными на имя жены.

— Столько возникает проблем, — говорила Элис. — Только на прошлой неделе мне предложили роль матери в пьесе «Волнолом». В гастролирующей труппе. Хорошая роль, деньги неплохие, и они хотели подписать со мной годовой контракт. Но это означало, что я должна оставить Ральфа одного, отправить его в школу-интернат. Я поговорила с ним, он на удивление взрослый, с ним можно обсуждать любые проблемы, и он убеждал меня, что надо соглашаться, но в последний момент я отказалась. — Грустный смех. — Не знаю, что я буду делать, когда Ральф решит, что пора уходить от меня и жениться. Наверное, я потеряю голову от горя, напьюсь и оскорблю новобрачную. — Она взмахнула рукой. — Я сама должна замолчать. Сколько же можно болтать о моей семье. А как ты? В последнее время выглядишь ты очень хорошо. Такой импозантный. Я все порывалась сказать тебе об этом. — В голосе Элис слышались нотки кокетства.

— У меня все в порядке, — ответил Арчер. Для объяснения достаточно. — Программа держит меня на плаву.

Элис хохотнула.

— Меня тоже. И Ральфа, — застенчиво добавила она.

«Неудачно я повернул разговор, — подумал Арчер. — Не предполагал, что Элис воспримет последнюю фразу столь серьезно. А зря».

— На этой неделе ты тоже участвуешь в передаче. — Арчера радовало, что он может подсластить пилюлю. Еще сотня долларов на поддержание жизни Ральфа и его матери. — Роль у тебя неплохая. Не очень большая, зато текст удачный.

— Спасибо, Клемент. — Голос Элис переполняла благодарность. — Мистер О'Нил позвонил утром и сказал мне об этом.

Арчер сообщал агентству список актеров, которых он задействовал каждую неделю, а О'Нил обзванивал их по понедельникам. И в недалеком будущем Элис ждали очень печальные понедельники, которые ей предстояло проводить рядом с молчащим телефоном. Если, конечно, Хатт добьется своего. «Что ж, — решил Арчер, — чем дольше я оттягиваю неминуемое, тем труднее мне будет начать».

— Элис! — Он нервно потер лысину. — У меня неприятности.

— Правда? — На лице Элис отразилась тревога. — Я могу чем-нибудь помочь?

— Поползли странные слухи. Насчет тебя.

— Насчет меня? — Элис сначала удивилась, потом испугалась.

— Ты знаешь, в последний год агентства снимают артистов с программ, потому что они… — Он замялся, пытаясь найти менее пугающие слова. — Потому что их обвиняют в том, что они коммунисты или попутчики.

— Клемент, — Элис всмотрелась в него, — тебя не собираются уволить?

Арчер кисло улыбнулся:

— Нет, в данный момент нет.

Элис с явным облегчением выдохнула.

— В наши дни уже и не знаешь, что может случиться завтра.

— Элис, — Арчер твердо решил довести дело до конца, — меня попросили уволить тебя.

Как это ни странно, слова Арчера вызвали у нее улыбку. Нервную, короткую улыбку, словно мышцы лица непроизвольно, безо всякого радостного повода сократились, потянув уголки рта вверх. Не отдавая себе отчета в том, что она делает, Элис подняла руки и начала попрашшть кудряшки над ушами.

— Но ты этого не сделаешь. Ты только что сказал, что в четверг у меня будет хорошая роль. О'Нил позвонил мне в десять утра…

— Да, все так, — кивнул Арчер. — Я выторговал отсрочку. У нас есть две недели на то, чтобы изменить ситуацию.

— Две недели. — Плечи Элис поникли. — Что можно сделать за две недели?

— Не сдавайся заранее. — Арчера рассердило пораженческое настроение Элис. — За две недели можно свернуть горы.

— Я не понимаю. — Элис с трудом поднялась, подошла к окну, отвернулась от Арчера. — Я не знаю, с чего начать. Что они обо мне сказали?

— Хатт получил верстку журнальной статьи. — Арчер говорил медленно и отчетливо, стремясь прорваться сквозь туман, застилавший разум Элис. — В статье тебя и еще нескольких человек обвиняют в принадлежности к организациям, в которых заправляют коммунисты. Ты участвуешь в деятельности организаций, которые могут попасть под подозрение?

Элис повернулась, на ее лице отражалось замешательство.

— Я не знаю. — Чувствовалось, что ей никак не удается сосредоточиться. — Я вхожу в несколько организаций. Американскую федерацию артистов радио. Актерскую ассоциацию за справедливость. Ассоциацию родителей и учителей. Есть еще какая-то лига, которой давал деньги мой муж, она защищает гражданские права негров. Иногда я посылаю им десять долларов… Ты думаешь, в какой-то из них могут заправлять коммунисты?

— Скорее всего нет, — ответил Арчер. — Может, вспомнишь что-нибудь еще?

— Во всяком случае, я точно не коммунистка. — Элис попыталась улыбнуться. — Я, конечно, многое забываю, но в коммунистическую партию я не вступала.

— Я в этом нисколько не сомневался, — заверил ее Арчер.

— Я не делала ничего противозаконного. — Голос Элис зазвучал более решительно, до нее дошло, что ей придется защищаться, а Арчер на ее стороне. — Если бы я нарушила какой-то закон, я бы это знала, не так ли?

— Все не так просто, — вздохнул Арчер. — Сейчас. — Его не радовала перспектива растолковывать Элис особенности новой, сложившейся в последний год ситуации. — Из-за напряженности в отношениях с Россией, напряженности, возникшей и усилившейся после окончания войны, появилась некая сумеречная зона, в которую попадают люди, не совершившие противоправных действий. Это зона… можно сказать, что это зона морального осуждения… за определенные взгляды, за принадлежность к определенным организациям…

— Взгляды? — Элис рассмеялась и упала в кресло, будто от усталости у нее подогнулись ноги. — Кто знает, какие у меня сейчас взгляды? Я сама этого не знаю. Дорогой, ты, наверное, думаешь, что я круглая идиотка. В последние годы я действительно стала плохо соображать.