Читать книгу - "Роман в письмах. В 2 томах. Том 1. 1939-1942 - Иван Сергеевич Шмелев"

тепла хотело, ласки… я же знаю! Ну, возьмите же все, что нежного во мне найдете… мне ни-чего не надо, лишь любить Вас, в мыслях Вас лелеять… славить, моя прекрасная царевна. Почему открытки..? Я их не помню, почти, лишь смутно… Потому, должно быть — что были письма, раньше, Ваши письма… там не было личного обращения, именного… там было обращение из сердца… — Вы знаете. Так и я не мог уже — я — раньше! — называть Вас по имени… — Помните, лирическое, у Чайковского? — «Я имени ее не знаю, и не хочу узнать… Земным названьем не желаю _е_е_ назвать…»? Вот, как душевно _в_е_р_н_о! И вот, после именинного письма… Вы стали называть меня по-имени… — сердце вдруг мое затрепетало, затомилось… — мне показалось — после моего «признанья», — что я Вас смутил, что ли… ну, не знаю… Я чуток, м. б. обманно-чуток… Когда страшишься потерять бес-цен-ное… — сердце чутко-настороже… Я, благоговея, стал осторожным… — мне, какой я есмь, мне же так стыдно навязывать себя, льнуть с нежными словами излияний… разве я не понимаю?! — и я, — чего мне это сто-ило! — я запросил Вас, за Вас тревожась… Ну, да, я совершенно откровенен с Вами, говорю Вам все. Да, я знаю, что женщины влекутся не только внешним, не только «лаской тела», я _з_н_а_ю_… Я знаю и свою силу дарования, я видел много женских глаз, страстно-благодарных… я чувствовал не раз, совсем недавно, как иные готовы _в_с_е_ мне отдать… и отдавались бы душой и… телом! — _з_а_ маленький «им» _г_и_м_н… — благодаря _з_а_ _в_с_е, что дал я их чувствам, даже их страстям моими образами, налитыми страстной жизнью… я _м_о_г_ их очаровывать, раздражить в них чувственный инстинкт… _с_л_о_в_а_м_ и даже! — и я, — верьте мне, не верьте, воля Ваша, — я ни-когда, после гибели-утраты моего Сережи, не пользовался этим. Да, я знаю, что нервно-жизненные силы во мне целы, я признаю за телом властные его права, все принимаю, как дар Творца, я не аскет, несущий подвиг, мне _т_е_л_о_ нужно, да… нужно для возбуждения, для творческих порывов-взлетов… но я себя держал на поводу, для Оли, для _п_о_р_я_д_к_а, для… не знаю. Раньше… в Москве, да, я увлекался, редко… только два-три раза… — это было бурно, больно, не совсем и чисто… в отношении _т_о_й, кого любил я безотчетно. (Вам только говорю!) Это было временное ослепленье, до «Чаши». Так вот, как у Тютчева… с Денисовой[95]. Он не одолел «уз света», я — «уз любви»: остался однолюбом. Оля моя _н_е_ _з_н_а_л_а. И — слава Богу. Но она, _в_с_е_ _з_н_а_л_а… чутким сердцем… как мучилась..! мучился и я, скрывая. Это была… «святая ложь», как Вы назвали, помните? Моя «жертва» мучилась, немного, правда, — порвала с мужем, бросила девчушку… меня _н_е_ укоряла, — понимала..? — не знаю. Быстро утешилась, сошлась с белым офицером, — она училась пению в Москве, прекрасный голос, — как она мне пела партию «Миньоны»164! — Были слухи, что ее расстреляли большевики, офицер оказался в «группе», группу открыли, — мы были уже в Крыму. Так вот, голубка нежная моя… — вот мои грехи… перед женой. Правду говоря, я не считал их за грехи… да и теперь их не считаю… — требовал инстинкт, душа была свободна, нетронута… — _в_с_я_ у сердца моей святой. Так вот, — теперь… вся моя душа, — перед Вами. Вы _в_с_е_ закрыли, на земле. А _т_а_м… — _т_а_м_ же темных чувств, боренья крови… — нет, _т_а_м_ — только _с_в_е_т, _т_а_м_ — _в_ы_с_ш_а_я_ _л_ю_б_о_в_ь… _т_а_м_ — кто может знать?! — что _т_а_м? Опытом я знаю, _к_а_к_ _я_ _л_ю_б_л_ю_ Вас, _к_а_к_о_й_ _л_ю_б_о_в_ь_ю: эта моя любовь — _в_ы_с_ш_а_я, какая только может быть на земле, — любовь до смерти. _В_с_я_ _л_ю_б_о_в_ь, — я откровенен с Вами, полная любовь, — не только в воображении, благоговении, — нестеровское, что ли, — нет, тут и бурленье крови, и томленья страсти, и — поклонение, и нежность, и любовь _у_м_а… — ну, как это можно, словом? — ну, — «я имени ее не знаю и не хочу узнать… земным названьем не желаю _е_е_ назвать!» Вот. Творят в искусстве лишь _с_т_р_а_с_т_н_ы_е — я[96]. Как и в подвижничестве. Я знаю, _к_а_к_ Вы — страстны. Да эти же… «экспрессы», упреки, обвинения… нежность… — это что? Лю-бовь, конечно… пусть хоть… _и_д_е_а_л_а. Да Вы же — вся православная, моя славянка. Вы, м. б. еще не все постигли, что же такое — православный? Как понимаю я, — это — _в_ы_с_ш_а_я_ _с_в_о_б_о_д_а_ _д_у_ш_и, полная свобода… только надо _в_ы-н_е_с_т_и_ ее! Я многое хотел бы сказать Вам… рука в руку говорить Вам о «православном», как я понимаю. В православном ценны — «жар и миг». Да, да. Тут нет игры словами. Пока скажу лишь — есть _т_р_и_ момента, недоступных ни католицизму, ни лютеранству: притча о блудном сыне165, миг на кресте, «помяни мя — разбойника»166, и… неповторимое «Слово» Иоанна Златоуста — на Воскресение Христово167. Католики изгнали это слово из сочинений Отца Церкви. Хотели бы вырвать и заветные страницы Евангелия… — они их уличают. Мы, православные, — мы, просто, — скотина беспастушная168! Такая нам дана свобода… — ну, вы-держи! Страстные душой и телом, мы мечемся в своей свободе от Мадонны к Содому, по слову Достоевского169. А его герои! Митя Карамазов! Мы — «го-рячие», по Апокалипсису170, нас Господь не изблюет из уст Своих. Мы _и_щ_е_м, путаясь в грехе, грешим в исканиях. Слишком мы степные, вольные, в просторах… Недаром князь Владимир, слишком накрутивший в жизни, — принял такую веру171: чувствовал свою стихию. Потому-то и стала Русь — Россией. И Вы, милая девочка моя, Вы сами чувствуете, радостно плещете в ладошки, вся в слезах, от сна, Вас воскрешающего, — «Воскресенья», — в бурном напряжении чувств, — какая же Вы _р_у_с_с_к_а_я_ и — православная! Браво, милая ласточка, вольная певунья… Вы — бурная-святая! Вы «неутешная» — помните, писал Вам, о ребенке? И я Вас так и учувствовал, всю, _в_с_ю… — и _о_б_н_я_л, уже давно-давно… когда — «кроме меня да птички»! Да Вы же сами не знаете себя, а я-то _з_н_а_ю, _к_а_к_у_ю_ песнь споете. Вы — вольная чудесно, но уже и теперь в Вас чувство меры… Простите, но такой чудесный образ: Пушкин дал!!172 — образ для всех, творящих бурно… образ «сдержанного мерой творческого порыва», это — гениально! — Вот, напомню: «Кобылица молодая, — Честь кавказского тавра, — Что ты мчишься, удалая? — И тебе пришла пора; — Не косись пугливым оком. Ног на воздух не мечи, (Видите — _к_а_к_ дано!! скульпту-ра!! Вот чудеса-то _С_л_о_в_а!) — В поле гладком и широком — Своенравно не скачи. — Погоди, тебя заставлю