Читать книгу - "Один рыжий, один зеленый. Повести и рассказы. - Ирина Витковская"

В антрактах между спектаклями взрослое население женского пола варило борщи, пекло пироги, попутно все пили кофе и сплетничали на кухнях, а их мужья – пропитанные пивом, счастливые обладатели кирпичных гаражей, готовились к марш-броску от железных ворот к дому…

Предприятие, которому принадлежала «малосемейка» и на котором все работали, относилось к Министерству химической промышленности. Оно исправно отравляло всё вокруг, но деньги платило хорошие. Хватало и на еду, и на водку, и на детские велосипеды, и на немудрящую одежду. У Жмеревых даже машина имелась – шоколадный «жигуль-четвёрка», купленный, правда, Лёнчиковой тёщей, выкармливавшей в деревне под Рязанью бычков и кабанчиков.

Подкачало только жильё. Но все терпели и ждали переселения в новый дом, который руководство клятвенно обещало сдать к концу года…

Из комнаты до кухни добралась и встала у двери двухлетняя Варька, с большим пальцем во рту. Вытащила палец и радостно сообщила:

– Бебита-мать.

– Какая… мать? – потрясённо переспросила я.

– Та самая… – устало подтвердила Ирка и из последних сил рявкнула на сына:

– Вон с глаз моих, паршивец!

Васька змеёй выскользнул в общий коридор. Ирка задвигалась по кухне. Чтобы не мешать, я толкнула дверь в комнату.

Там, за перетащенным из кухни маленьким столом, сидела сухонькая восьмидесятидвухлетняя Федорочка. На голове её красовался неизменный беленький платочек, руки под столом сложены на коленях. На столе перед ней, как и перед Васькой, стояла тарелка с нетронутыми щами.

– Ешь щи, пока не остыли, – приказала заглянувшая в комнату Ирка и скрылась.

Федорочка собрала рот куриной гузкой:

– Щи… Ой уж и щи… В рот не вотрёшь…

– Да хватит тебе… – примиряюще сказала я, – нормальные щи… Хочешь сметаны вместо майонеза?

Федорочка ничего этого не хотела. Её интересовали совсем другие вещи.

– Я тут, Ирина, – начала она вполголоса, – намедни ведь помирать собралась…

– С чего бы это? – заинтересовалась я.

– Чевой-то худо мне было, ой худо… В грудях прям теснит, в глазах темно… Чую я, счас помирать стану…

– Ну, ну, дальше, – поторопила я её.

– А ты не торопи, – обиделась Федорочка, – слушай по порядку.

– Интересно же, – извинилась я, – это ж когда услышишь ещё, как человек помирает…

– Слушай дальше. Ну, легла на свободном месте, на полу, промеж шкапу и «малютки»…

– Почему на полу-то? Чего тебе на диване не лежалось? – опять встряла я.

– Да не дребежжи ты! – вконец обозлилась Федорочка. – Счас осерчаю, совсем ничего не услышишь! Молода ты, чтоб знать, как помирают.

Перед этим аргументом я почтительно склонила голову и продолжила слушать молча.

– Лежу это я, Ирина, совсем дух вон, а сама думаю: вот помру, буду тут валяться, а кто первый меня найдёт-то, а? Хорошо как свои, а вдруг кто чужой войдёт, дверь-то не заперта? Нехорошо. И так думаю сама: а чего на мне надето, чтобы так, померши, перед чужим человеком лежать?

– Не всё равно тебе? Ты ж, считай, умерла уже, – не выдержала я.

– Вот будешь помирать, поймёшь, всё равно или нет. Не перебивай. Вот лежу я и понимаю, что кофтёнка моя латаная да юбчишка на мне невидящая.

– И что?

– И то. А только встала я, подошла к шкапу и достала шёлковую комбинацию, какую ты мне давеча на праздник подарила. Надела комбинацию, ну и легла на пол как половчей, руки так сложила.

Я сжала губы и отвернулась, чтобы не прыснуть, представив Федорочку в ядовито-зелёной комбинации из ацетатного шёлка, отороченной сорокасантиметровым кружевом, принимающей привлекательные позы на полу рядом со шкафом.

– И чего не померла-то? Раздумала? – спросила я, еле сдерживая смех.

– Да Ляксевна, лошадь… «Треску привезли, вставай!» – передразнила Федорочка. – Пришлось встать…

– Ну значит, не пора тебе ещё, – сделала я вывод и пошла к Ирке на кухню.

Ирка уже закончила с уборкой, поставила на медленный огонь компот и ушла со мной на нашу кухню пить кофе.

К этому времени в моей квартире находилось четверо детей – мои и жмеревские.

Мои – семилетние близнецы Тимка и Тёмка, заворожённо смотрели спектакль «Вася и Оля Жмеревы играют в папу и маму». Мы с Иркой присоединились.

Игралась сцена «Приход пьяного Лёнчика домой в пятницу вечером». Олечка, сгорбившись, сидела на диване в окружении кукол, уложенных спать и накрытых одеялами. Васька пьяной походкой ходил по коридору.

– Я твоё целую тело, страсть ползёт дорогой длинной, Сингарелла, Син-гарелла!.. – вдруг дурным голосом заорал он и громко постучал ногой в полуприкрытую дверь комнаты.

Мы вздрогнули.

Олечка закружилась, успокоила кукол, подбежала к двери и рывком открыла её…

На пороге, покачиваясь и держась за дверной наличник, с перекошенным лицом стоял Васька.

– Лё-о-онька! – шёпотом запричитала Олечка. – Опять пьяный!

– Ка-в-в-о!.. – взревел Васька и ввалился в комнату, потом плюхнулся на диван и дурашливо заголосил: – Ж-ж-ана, с-сыми сапоги!

– Тише, тише, детей разбудишь! – зашептала Олечка и толкнула Ваську, чтобы он лёг.

Васька лёг, угомонился и захрапел.

Я не выдержала и зааплодировала. Ко мне присоединились озадаченные Тимка и Тёмка. Олечка застенчиво улыбнулась и порозовела – обрадовалась, что её представление понравилось.

Началось второе действие. Васька играл жёсткое похмелье. Олечка металась по комнате, собирая детей и вещи. Покрыла голову газовой косынкой, правой рукой прижала к себе «детей», а в левую, как чемодан, взяла деревянный чехол от швейной машинки Подольского завода.

Градус правдоподобия зашкаливал. Удивительным образом я видела не пятилетнего ребёнка, а замотанную женщину с детьми и огромным чемоданом, мечущуюся по вокзальному перрону. Колорита добавлял плетущийся сзади похмельный Васька.

– Лёнчик, Лёнька, – щебетала Оля, – шевелись давай, а то на поезд опоздаем! Возьми у меня хоть одного ребёнка!

– Ма-а-ать, – тянул сиплым голосом Васька, – я с похма-а-а… Дай на пиво…

Денег на пиво Оля не дала, и, недолго попрепиравшись, они с детьми и чемоданом, видимо, сели на поезд и поехали в деревню к бабушке.

Я посмотрела на Ирку. Она сидела с абсолютно нейтральным лицом.

– Как тебе? – спросила я. – А представляешь, если они эту сцену завтра перед родительским комитетом сыграют?

– Ну… не сыграют, – неуверенно произнесла Ирка.

– Дура ты, – вполголоса сказала я, – они потом в своей взрослой жизни все эти сцены сыграют. Хочешь этого?