Читать книгу - "Аваддон-Губитель - Эрнесто Сабато"

— По другим причинам?

Сабато не ответил.

— Быть может, вы считаете, что парапсихология это наука и что, в конце концов, явления такого рода могут быть объяснены. Я прав? — спросил доктор.

— Нет.

— Черт побери! Мы с вами люди определенного интеллектуального уровня, и я считаю себя вправе требовать, чтобы вы мне ответили серьезно. Ведь мой вопрос, в конечном счете, чисто интеллектуального плана. Разве не так?

— Если вы говорите о науке, — неохотно ответил Сабато, — в том смысле, в каком о ней говорит лабораторный исследователь, я не согласен. Эти явления ничего общего с наукой не имеют. Хотя в восемнадцатом веке была такая наивная теория. Теория о душе.

— Теория о душе?

— Да, душу помещали в одной из желез. А по существу это два различных ряда.

Доктор Аррамбиде вытянул манжеты сорочки, поправил галстук. На его лице появилось ироническое выражение.

— Два различных ряда?

— Да, совершенно различных. Лучше сказать, кардинально различных. Мир материи и мир духа. Псевдоученые утверждают, что в мире духа действует закон причинности. Это нелепость.

— Стало быть, вы верите в обособленное существование духа. Отсюда совсем недалеко до спиритизма. Верно?

— Вы произносите слово «спиритизм», и все превращайся в шутку. В какой-то мере вы ставите меня на одну доску с Тибором Гордоном и матерью Марией[119]. Шутка дешевая, доктор.

— Не сердитесь. Я хотел сказать, что идею существования чистого духа без поддержки плоти, пожалуй, весьма нелегко защитить.

— Я не говорю об обособленной жизни духа. Я лишь сказал, что это два кардинально различных ряда. Пилот и самолет объединены, однако они принадлежат к двум разным мирам. Но я уже говорил, что не желаю спорить. Какой смысл спорить в домашнем кругу двум людям, заранее знающим, что никто из них не убедит другого?

— Значит, я — никто? — возмутилась Беба.

— Ты мои идеи знаешь.

— Ты мне говорил какой-то вздор, безответственные фразочки. Я всю жизнь прошу тебя объяснить теорию относительности.

— Вот именно, — снова вмешался Аррамбиде. — Я полагаю, что предчувствия можно объяснить только с помощью четвертого измерения.

Сабато молчал, внимательно разглядывая пол.

— По-моему, ты мог бы немного снизойти до нас и ответить.

— Я сказал — это бесполезно. Наши позиции непримиримы.

— Но он сейчас тебе кое-что подсказал. Четвертое измерение.

— Да, многие на этом настаивают. Однако материя и дух подчиняются разным законам. Теория относительности применима к физическому миру. Тут нет ничего общего. Объяснять факты духовного мира с помощью геодезии все равно, что пытаться исторгнуть страх зубоврачебными щипцами.

— Вы так считаете? — ехидно спросил Аррамбиде.

— Да, считаю.

— Иногда страх бывает следствием нарушений в работе печени.

— Мне эта теория известна, доктор.

Аррамбиде поднялся.

— Я должен идти к своим больным.

Едва он вышел, как Беба превратилась в настоящую фурию.

— Ну, это уже предел! Карлитос — лучший детский врач во всем Буэнос-Айресе!

— Кто это отрицает? Он может прекрасно лечить понос и при этом считать Уильяма Блейка жалким безумцем.

— О, ты большой хитрец и споришь нечестно. Когда тебе нужно, выдаешь один аргумент. А если не действует, выдаешь противоположный.

— Это ты так думаешь. Ты никогда не слышала, чтобы я объяснял предчувствия теорией относительности. Дело в том, что когда о проблеме пространство — время рассуждают последовательно, дилетанты, считающие себя сверхумными, думают, будто здесь применима теория Эйнштейна.

— А разве это не так?

— Вот видишь, насколько нам бесполезно спорить! Нет, не так. Секунду тому назад ты слышала мой ответ этому достойному врачу о том, что материя и дух подчиняются различным законам. Теория относительности применима к физическому миру. И не применима к духовному. Слышала ты это?

— Что?

— Объяснять, пытаться объяснять страх с помощью геодезии все равно, что пытаться исторгнуть страх зубоврачебными щипцами.

— Пусть так. Ты лучше изложи свою теорию.

— Можешь о ней прочитать, если хочешь.

— У меня нет времени.

— Куда ты все спешишь, никто ведь не умирает.

— Брось, не будь занудой.

— Моя теория, — со вздохом сказал Сабато, — основана на том, что душа может отделяться от тела.

— Только и всего!

— Конечно. Но это, на мой взгляд, единственный способ объяснять предчувствия, ясновидение и все прочее. Почитай, кстати, Фрэзера[120]— все примитивные народы верят, что душа во время сна отделяется от тела.

— Ну что ты, Эрнесто! Это уж чересчур! Получается, что лучшее доказательство какой-либо теории это верования готтентотов! Да это верх безответственности и мракобесия. Да, друг мой, большевики правы. Отсюда один шаг до того, чтобы получать денежки в посольстве США.

— Тогда выходит, что Леви-Стросс[121]агент ЦРУ. Посмотри, что он говорит о так называемых примитивных культурах.

— Ладно, оставим ЦРУ в покое. А дальше что?

— Когда душа отделяется от тела, она отделяется от категорий пространства и времени, применимых только к материи, и может созерцать подлинное настоящее. Если это верно, то в снах должны являться не только характерные элементы прошлого, но также видения или символы будущего. Видения не всегда ясные. Почти никогда они не бывают однозначными, точными.

— Почему так?

— Потому что в этих видениях прошлое с его страданиями и воспоминаниями, с его страстями примешивается к будущему, замутняя его и искажая в передатчике, которым является душа, уже перевоплотившаяся в момент нашего пробуждения. Поняла? Она уже входит в тело, и поэтому начинает подчиняться причинно-следственным рациональным категориям. Но даже и тогда сохраняется воспоминание о тайне, хотя это воспоминание неясно и как бы замутнено земной жизнью. Скажу больше: поскольку в будущем предстоит смерть нашего тела, сон иногда являет нам также видения нашего потустороннего бытия. Тогда кошмары — это видения ожидающего нас ада. Ведь это яснее ясного. Разве не так?

— О да, очень ясно. Все, конечно, определяется тем, что готтентоты знают больше, чем мы. Иди, иди в посольство, мне очень нужны доллары.