Читать книгу - "Миграции - Игорь Клех"

Но стоило им только отвернуться, как первым в одну из них забрался пес.

— Эй, парень, ты чего? — опешил Вольноотпущенный. Остальные также застыли с мешками в руках на берегу, кто где стоял.

— Действительно, тебя мы не берем с собой, — сказал Капитан, обращаясь к псу как к ребенку.

— Папа, может… — начала Дочка.

— Куда?! — возмутился Вольноотпущенный. — А потом оставим его где-то на станции? У него есть здесь свой дом и хозяева.

«В отличие от меня, — подумал он про себя, — если кто этого еще не знает…» Капитан, впрочем, предложил ему первое время пожить у него, покуда жена гостит у родителей на другом конце Украины.

— Так что, брат, давай выбирайся отсюда! — продолжил Вольноотпущенный вслух.

Без лишних слов, зайдя в сапогах в воду, он подхватил пса под брюхо и выставил его на берег. После чего принялся рассовывать мешки под борта, в корму и нос. Пес запаниковал. В два прыжка он взлетел на берег и принялся носиться по нему, всем своим видом выражая отчаяние. Вольноотпущенный и не думал прерывать свое занятие, чтоб не встретиться с глазами пса. «Так вот ты каков, братец! Вот в чем загадка твоего примерного поведения и отменных манер, вот что ты планировал и на что рассчитывал! — размышлял про себя Вольноотпущенный. — Но сорвалось, и прорезались сразу собачья порода и суть, следа не осталось от достоинства, только детское: заберите меня с собой ради моего или своего Бога, увезите — пожалуйста! — я буду самым послушным псом на свете, самым преданным псом!»

— Ну, папа! — еще раз завела Дочь.

— Довольно! — взревел Вольноотпущенный. — Все по байдаркам! Капитан, давай отплываем. Есть кто-то из вас, кто готов взять на себя ответственность за этого пса — забрать его в город с собой жить? Нет?! Тогда за весла!

Оттолкнувшись от берега с безутешным, рослым и глупым псом, водники выровняли каяки по течению. Оно подхватило их и понесло, и вскоре показался уже первый поворот. На душе скребли кошки, которым стоит, если уж завелись, рубить хвосты сразу: с глаз долой — из сердца вон. За спиной послышался шумный всплеск. Сидящий на руле заднего каяка Вольноотпущенный с трудом обернулся через плечо.

Течение сносило бросившегося в реку пса, но он одолел его и вскоре уже карабкался, скользя на разъезжающихся лапах, на противоположный обрывистый берег. «Вот так-то лучше, подкормился малость — и домой, в знакомую конуру, облаивать соседских псов, подавать голос и отрабатывать хозяйские харчи», — заводил себя Вольноотпущенный, чтоб выдавить из сердца ненужную чувствительность, — забыть о древней старухе на берегу, о подобранной автобусом девчонке, сбегающей в маминых туфлях на танцы в райцентр, и об этом псе, так похожем на людей…

Река сворачивала налево, и ее берега стали понемногу опускаться. Вскоре слева по борту открылся широкий вид на поле, расчерченное сеткой дренажа, и деревеньку с краю под нависшей стеной елового леса.

— Черт побери! — выругались одновременно в двух каяках Капитан с Вольноотпущенным.

По полю наискосок бежал оставленный ими пес, но не в деревню, а им наперерез к следующему изгибу реки, сокращая себе путь. Как у кого, а у Вольноотпущенного вдруг перехватило горло, и, если б не сидевшая впереди Дочь, он матерился бы уже в полный голос.

Преодолевая поперечные дренажные канавы, пес бросался в них всем телом с разбегу, поднимая веером брызги. Расстояние между канавами было невелико, пес, не отряхиваясь, преодолевал его в несколько прыжков и то висел над полем в своем стремительном, чемпионском, собачьем, последнем забеге, то пропадал из видимости, и о сокращении дистанции можно было судить только по перемещению веера брызг над полем — водяной короны, подсвеченной проглянувшим солнцем. Неслись в сторону реки сизые тучки. От домов под лесом отделились две фигурки и также стали быстро приближаться. То братья, хозяева пса, бежали ему наперерез, хлюпая сапогами по лужам, — в руках одного из них болталось ружье.

На каяках налегли на весла. Точкой схода двух каяков, обоих братьев и пса являлся поворот реки, где, отражаясь от подмытого течением берега, она устремлялась на приволье и где уже поблескивали в окружении камышей и осоки плесы, поросшие желтыми кувшинками.

Водники первыми достигли поворота. Каяки уже удалялись от берега, когда возник на нем задыхающийся, загнанный пес. Он понял, что проиграл свой забег, — сил на заплыв уже не было. Ему оставалось теперь только провожать взглядом уменьшающиеся байдарки, с ритмичным хлюпаньем поднимающие и опускающие сверкающие крылья весел. Вскоре за спиной пса появились на берегу и оба брата. Потоптавшись недолго, они развернулись, показав телогреечные стеганые спины, и стали удаляться от реки в том направлении, откуда пришли. За ними поплелся и пес.

Еще несколько минут спустя, обернувшись, Вольноотпущенный едва различил три крошечные, как в дорожных карманных шахматах, фигурки, вскоре окончательно задернутые, вместе с полем, деревенькой и лесом, шуршащим занавесом камышей.

* * *

С тех пор утекло немало воды.

Дочка отучилась в институте, вышла замуж и переехала жить в Палестину.

Врач оставил практику и ушел работать на радио диджеем.

Капитана оставила жена. В доставшейся по размену квартирке он затеял большой ремонт, меняет всю сантехнику и отопление. Отселяться на время работ он не стал. Рабочие спят по очереди в его разобранной постели, покуда он готовится к лекциям у заливающего комнату тусклым светом экрана компьютера.

Вольноотпущенный так и не сошел на берег и продолжает свой спуск к уровню моря, к нулевой отметке, где его еще поджидает встреча с чем-то страшным, как океан. Временно он затерялся в бескрайних плавнях мегаполиса, так мало похожих на те, что образуются в разливах и дельтах рек.

Описанный в рассказе пес существовал в действительности. Надо думать, что его уже нет на свете. Собаки не живут так долго. Тем более в глухих деревнях на краю леса, у реки.

III. МИГРАЦИИ

Зимания. Герма

1. Проводники остаются

…дальше ты идешь один.

И вот ты совсем один — в шесть утра промозглым январским утром на безлюдной, едва освещенной платформе Львовского автовокзала, — польский автобус умудрился убежать от тебя еще дома. Минутная отлучка в сортир — впрок — обошлась тебе в сколько-то купонов и двадцать долларов, — когда ты гнал его на разбуженном таксисте, как зайца, преследовал, как «Летучего голландца», уносящего твой багаж с рукописями, журналами, адресами, телефонами, приглашениями — черт там помнит, что еще было! — выскакивая, как бес из мыльницы, по мановению милицейского жезла на трассе, — но на Украине, как и в России; любят растяп, и раздутые полушубками милиционеры, ухмыляясь, указывали жезлами на метущую посередке асфальта порошу, поднятую сколько-то минут назад пронесшимся автобусом, и предупреждали о собственных «фарах» и постах на дороге, — пока, где-то уже за Городком, посигналив в темноте удивленному водителю фарами, с идиотским вопросом: «Вы разговариваете по-украински?» — ты не завалился на собственное место в полупустом автобусе — вот она, сумка, значит, автобус тот! — отхлебнул из сразу подвернувшейся фляги, и вещи, в сером, крупитчатом перед рассветом освещении, начали тогда постепенно возвращаться на свои места, в это воскресное — будь оно неладно! — утро. Последним нашелся билет — уже перед самой границей, когда рассвело.