Читать книгу - "Канада - Ричард Форд"

— В Северной Дакоте я не был, — произнес отец.

Ладонь большого полицейского так и лежала на моем плече. Оценивающий взгляд его был направлен в кухню, на усыпанный осколками тарелки линолеум.

— Это там ваш «шеви» стоит?

— Да, мой, — ответил отец. — Он у меня уже очень давно.

— И пару дней назад он тоже у вас был, верно? — спросил полицейский. Я не решался даже пошевелиться под его ладонью.

— Ну конечно, — сказал отец. И ухмыльнулся, глядя на маму, как будто вопрос этот тоже показался ему забавным. Лицо отца подрагивало, глаза бегали, губы начинали шевелиться до того, как он произносил слова. В углах рта поблескивали капельки слюны. Он облизнул губы, нижняя челюсть его дернулась. Руки, висевшие вдоль тела, покачивались, словно отец мог вот-вот выкинуть нечто неожиданное.

— Дети, вам, наверное, лучше посидеть в ваших комнатах, — сказала мама.

Бернер мгновенно встала, подхватила с пола чемоданчик и направилась к коридору. Однако большой полицейский поднял ладонь и сказал:

— Я так полагаю, им лучше здесь остаться.

Он притянул меня к себе, прижав к висевшему под пиджаком револьверу. Бернер остановилась, оглянулась на маму. Губы сестры сжались в узкую, морщинистую полоску, означавшую, что она злится.

— Делай как он говорит, — сказала мама.

Бернер чопорно возвратилась к кушетке, села и положила чемоданчик себе на колени.

Большой полицейский подошел к пианино, склонился над ним, чтобы получше рассмотреть отцовское свидетельство об отставке, портрет президента Рузвельта и метроном.

— Вы еще храните ваш летный костюм?

Полицейский сдвинул очки к кончику носа и приблизил лицо к свидетельству, чем-то его заинтересовавшему.

— Боже упаси, — ответил отец. — У меня теперь гардероб получше. Я занимаюсь продажей земельных участков и ранчо.

Зачем ему было врать и на этот счет, я понять не смог.

— Как вас зовут, юная леди? — спросил, обернувшись к Бернер, большой полицейский.

Второй по-прежнему не сводил глаз с отца.

— Бернер Парсонс, — ответила сестра. То, как прозвучали эти слова в нашем доме, содержало в себе нечто неправильное.

— Ты не ездила на днях в Северную Дакоту, Бернер? — спросил полицейский.

Она покачала головой:

— Нет.

— Не отвечай ему, — сказала страшно осерчавшая вдруг мама. Впрочем, своего места за столом она не покинула. — Это же ребенок.

— Конечно, отвечать мне ты не обязана. — Полицейский улыбнулся, глядя на отца, отчего его красные полицейские щеки стали еще толще, а брови поползли вверх. Затем подтолкнул очки назад к переносице, засунул большие пальцы рук под ремень, поддернул брюки, показав полоску белых носков над грязными галошами. Вздохнул. — Может, выйдем наружу, Бев, поговорим малость? А Бишоп будет пока развлекать всех остальных.

Он кивнул второму полицейскому, тот отступил от двери.

— Ладно, — согласился отец.

Южный выговор его теперь просто резал ухо. Он так и помахивал взад-вперед руками и озирался, словно считая себя центром общего внимания. Зрелище было не из приятных. Отец выглядел как человек, лишившийся всех надежд. Это я буду помнить всегда.

Бишоп завел руку за спину, толчком отворил сетчатую дверь. Солнце, пробивавшееся сквозь кроны деревьев, согрело наружный воздух. Капли ночного дождя сверкали на нашей лужайке. Лютеране сходились в церковь. Отец шел к двери, направляемый пузатым полицейским, положившим ему на поясницу ладонь.

— О чем будем говорить? — спросил отец, выйдя на веранду. Он провел, не отрывая глаз от своих сапог, руками по волосам.

— Ну, что-нибудь да придумаем, — ответил, выходя за ним, большой полицейский.

— Ты ничего не обязан ему говорить, — крикнула мама.

— Знаю, — ответил отец.

Второй полицейский, Бишоп, закрыл застекленную парадную дверь. Что там происходило снаружи, я видеть больше не мог; мы, четверо, остались в доме.