Читать книгу - "Почему ты меня не хочешь? - Индия Найт"

– Хани? А что с ней? – Еще немного, и я окончательно выйду из себя. Я знаю, к чему она клонит. Сто раз это слышала.

– При моей работе...

– Крессида работает гувернанткой, – поясняет Руперт. – Но она делает карьеру. То есть она работает только в очень богатых семьях.

– Просто я часто вижу, – продолжает она, – как развод сказывается на маленьких человечках.

– Случается, – соглашаюсь я. – Что ж, к счастью, у нас с Рупертом не было маленьких человечков. (Честное слово, я была свято уверена, что “маленькие человечки” – это эвфемизм для “карликов”. Наверное, у таких людей, как Крессида, все английские слова – эвфемизмы.)

– Но с вашим вторыммужем...

– Мы не были женаты. Крессида вздыхает:

– Ну, с вашим партнером. В социальном и личностном плане, – цитирует она, как отличница-зубрилка, – ребенок развивается наилучшим образом в условиях полной семьи с двумя родителями.

– Да что вы говорите, – вежливо удивляюсь я. – Замечательно.

– А ваша дочка, – продолжает Крессида, – растет без отца, понимаете?

– Зато с матерью, которая помешана на сексе, – с улыбкой добавляет Фрэнк.

Его попытка свести все к шутке не удалась. Фрэнк – просто уникум. Даже бровью не повел, ни тени смущения на лице.

– Многие дети растут без отца, – говорю я многозначительно, в упор глядя на Фрэнка. – Ничего с этим не поделаешь, Крессида. Вряд ли матери-одиночки стали таковыми оттого, что однажды утром им пришла в голову гениальная мысль забеременеть и потом разойтись с мужем. По-моему, никто не желает своему ребенку расти безотцовщиной.

Крессида трогает меня за руку:

– Я не имела в виду, что вы сделали это нарочно.

– Надеюсь, что нет. Ну так что же вы тогда имели в виду? Будьте любезны объяснить вкратце, потому что уже поздно и мне очень хочется спать.

– Да ничего особенного, я так просто...

– Спасибо, что поделились с нами своими соображениями. Кстати, хочу вам всем заметить, что, по моему убеждению, развод еще не означает конец дружбы между супругами. И если родители живут раздельно, это вовсе не значит, что их ребенок непременно страдает энурезом и психическими отклонениями.

– Простите, если я некорректно выразилась, – бормочет Крессида. – Но я действительно считаю, что семья имеет большое значение...

– Мы все считаем, что семья имеет большое значение, – резко обрываю я. – Только у одних из нас близких родственников оказывается больше, чем у других. Вот и вся разница.

– М-м, – мямлит Крессида, которая явно не изменила своего мнения, но в отличие от меня готова к примирению.

– А что касается секса, то, откровенно говоря, я не понимаю, почему, родив ребенка, я должна была превратиться во фригидную монашку. Не просветите меня в этом отношении? Видите ли, я не занимаюсь сексом на глазах собственной дочери. Я не прихожу к ней в комнату со словами: “Эй, детка, гляди, какого мама мужика себе урвала. Хочешь посмотреть, доченька?”

– Хм, вы правы.

– Рада, что мы это выяснили. Я иду спать. К своему ужасу, понимаю, что вот-вот заплачу.

– Нет, – говорит Фрэнк, кладя руки мне на шею и массируя плечи. – Останься.

Но его забывчивость меня сейчас тоже раздражает. Вот поэтому я и не могу поговорить с ним в открытую. Мне он очень нравится, мы славно провели вечер, но вот упомянули безотцовщину,а он и глазом не моргнул, да еще шуточки отпускал. По-моему, у него проблемы с моралью. Да, с нравственными ценностями. Извините за громкие слова, но этот человек бросил свою собственную дочь. И у него хватает наглости шутить по поводу моей одержимости сексом!

– Пожалуйста, не уходи, – просит Руперт. – Выпей чего-нибудь. Вот, возьми мой бокал, – и протягивает мне бокал с кальвадосом.

– Пожалуйста, – вторит ему Крессида.

– Хорошо. – Я поворачиваюсь к Крессиде: – И прошу прощения. Я слишком бурно реагирую на подобные разговоры.

– Все нормально. С моей стороны было неосмотрительно поднимать эту тему. Я слишком много выпила.

– Нет. Просто не люблю, когда люди начинают воспитывать меня, говорить, будто у меня странный подход к воспитанию дочери, что я богема.

Фрэнк сует мне мятый носовой платок, и я сморкаюсь.

– Ну, формально, ты действительноиз богемы, – вежливо вставляет Руперт, за что получает по голове мастерски запущенной подушкой.

– У Хани в жизни есть мужчина! – объявляю я, указывая на Фрэнка. – Так что ей не грозит вырасти лесбиянкой, до смерти боящейся мужчин. И у нее есть крестный отец – Руперт. И у нее есть я, а я люблю ее больше всех на свете. У нее прекрасная няня. Друзья. Отец обожает ее, посылает ей подарки, факсы, звонит по телефону. Он видится с ней при каждой возможности. К сожалению, сейчас он живет на другом конце земли. Но я совершенно спокойна за ее будущее. А теперь давайте сменим тему.

Некоторое время мы сидим в тишине.

– Как насчет фильма? – шепчет Фрэнк.

– А который час?

– Почти два.

– Давай посмотрим в другой раз. Я бы хотела завтра поспать подольше, но Хани все равно встанет рано. А завтра выходной, и я не пригласила Мэри.

– Ладно, ты, наверное, права.

– Я иду наверх принимать ванну, – говорю я и встаю. На ногах я держусь не слишком уверенно – не надо было залпом пить бренди Руперта.

– А я иду спать, – сообщает Фрэнк.

– А ты как? – спрашиваю я Руперта. – Не устал? Уже два часа ночи.

– Да нет, не очень, – отвечает Руперт, косясь на Крессиду, которая изучает пол.

– Крессида, ты тоже можешь остаться, – улыбаюсь я ей, направляясь к двери. – Спокойной ночи.

Пусть сами разбираются. Хотя она не похожа на девушку, которая даст на первом же свидании. Да что там, я же ничего в этом не понимаю, – может, она очень даже похотливая самка.

Быстренько принимаю ванну и засыпаю, как только моя голова касается подушки. Последняя пьяная мысль перед погружением в глубокий сон: “Интересно, а как будет выглядеть Фрэнк, если его перекрасить в шатена?”