Читать книгу - "Околоноля - Натан Дубовицкий"

— А они хоть в курсе, кого ты на рынках в москве взрываешь?

— Убеждения мои им известны, знают, что чёрных истребляю.

— Так они и сами не блондины вроде.

Крысавинские поставщики закивали, безмолвно подтверждая: «Нет, не блондины. Что правда, то правда».

— Это же бизнес, Егор, никакой идеологии. У них ведь тоже своих военных заводов нет. Им наша армия продукт гонит, с которой они двести лет бьются. Глобализация, мир без границ и война без границ, — громыхал на всё кафе Крысавин, контрастно белея безглазой творожной рожей на фоне чернобородых и чернооких своих партнёров. У одного из них зазвонил лезгинкой телефон, он поднёс его к уху, помолчал в трубку минуты три и вдруг встал и вышел из кафе, ни слова не сказав. С ним вместе, также бессловесно, вышли все сидевшие за столом, вышел и Крысавин, не обернувшись, не попрощавшись. Егор стал думать:

«Как стыдно, стыдно! Вот этот жирный кретин, профессорский сынок, которому жить бы да поживать на какой-нибудь сверхрентабельной кафедре за папашей следом. Ни одной причины ненавидеть судьбу, людей, себя. И вот из-за чепухи, по блажи, чтоб утолить дешёвое тщеславие, чтоб только быть не как все, из мало объяснимой ненависти к инородцам (а женат на грузинке) — едет этот Крысавин к чёрту на рога, где мятеж и война. Едет купить взрывчатку у местных отморозков. И повезёт потом её самолётом или в машине через полстраны. Только за это на десять лет загреметь может. Мало этого! Пойдёт с сопливыми своими куклукскланерами (каждый из которых заложит при первой засаде сразу), заминирует азерам ларьки и рванёт, и кучу людей похоронит. А тут и пожизненное. И всё так, без нужды, если разобраться, для забавы просто.

А я! Медлю, ругаюсь, ною, как баба. Убили, может быть, женщину, которую я любил, люблю. Скорее всего убили. Скорее всего люблю. И показали мне специально. А я! Тут же думаю — не любил я её, и она меня не любила. Не стоит она того, чтобы мстить за неё. Вот мысль, и верная будто бы с виду, а разберёшься, в ней правды на четверть, а на три четверти — трусость. Лишь бы ничего не делать, лишь бы не быть, притвориться от страха мёртвым, чтобы не сопротивляться. И что, в самом деле, круче? Смириться, терпеливо лыбиться, когда тебя трахают в жопу все кому не лень? И верить, что так лучше, что кто-то должен первым перестать мстить, перестать убивать, выйти из круга ненависти. Смириться и тем самым от смерти отречься. Или — нет! Или — взять пушку и расстрелять всю эту дрянь. Вон Ксеркс море высек — может, и глупо, но зато круто. И какая разница — десять лет, пожизненное, смерть. Это как уснуть, это хорошо. Хотя… Что снится мёртвым? Кто знает. Вдруг что похуже здешней дребедени. Тут и раскорячишься. Тут и зачешешь репу. И так всегда — чем больше думаешь, тем меньше понимаешь. И ещё меньше делаешь. Отпусти меня, отупение! Оставь, страх…»

Додумав досюда, Егор почему-то, выйдя на улицу набрал номер Чифа. Кажется, сигнал ещё не прошёл, а Игорь Фёдорович уже здоровался:

«Здравствуй, Егор». «Здравствуй, Чиф. Я только хочу узнать, не ты ли Плаксу убил?» «Это Егор?» «Егор, само собой. И меня заманил на Юг через эту чекиста, чтобы зверям местным скормить». «Зачем бы мне это понадобилось?» «Я же твоего отца убил». «Отчима». «Он тебя с трёх лет растил, сам говорил. А ещё ведь за эти годы я совсем от тебя отделился и не делился ничем. Тоже простить не мог. Столько сделал для меня, вывел в люди и даже дальше, а я и спасибо не сказал». «Пустой разговор. Мелкие мысли. Я не опущусь до твоей трусливой болтовни, Егор».

Чиф ушёл с линии. Егору стало совестно. Позвонил Струцкому. Вскоре был у него дома, объяснялся, платил. И немногим позже — на его джипе приближался к изношенной подошве потрескавшихся некрасивых гор.