Читать книгу - "Как несколько дней... - Меир Шалев"

Однажды вечером дверь не открылась, альбинос не выглянул, по своему обыкновению, в окошко и на окрики не отозвался. Канарейки пели, как всегда, но на сердце у Яакова стало тревожно. Постояв еще с минутку, он обошел дом вокруг и заглянул в дверь. Пение и щебет разом смолкли, и воцарилась испуганная тишина. Яаков не решился войти и, убедив себя, что бухгалтер еще спит, ушел.

Альбинос не появлялся и на следующий день, и тут Шейнфельд запаниковал, потому что у дверей дома бухгалтера стояла тележка с бланками и счетами, зеленый грузовик тоже был на месте, а капот его был холодным. Яаков кликнул Папиша-Деревенского, который, не долго думая, вышиб дверь птичника, и посреди мечущихся в ужасе канареек, вихря перьев и отчаянного птичьего гомона был найден бухгалтер, лежавший нагишом на полу, толстый и окоченевший.

— Он мертв. — Папиш-Деревенский поднялся с колен.

Он побежал за медсестрой, а Яаков остался один на один с розовато-серым альбиносом, к губам которого прилипли деревянные стружки, а в белоснежных волосах запутались зернышки мака.

Запах смерти чувствовался в воздухе. Яаков принялся разливать воду по маленьким фаянсовым поилкам и заполнять кормушки зернами, ища утешения в монотонных, размеренных движениях. Затем явились те, кого обычно вызывают в таких случаях, и деловито увезли покойника.

Птицы, напуганные присутствием посторонних, понемногу успокоились и стихли. Перья и пух более не витали по всему птичнику. Поначалу нерешительно и робко, затем все более набирая силу, пение канареек вновь зазвучало из клеток.

Яаков, сидевший в полном одиночестве на бетонном полу, вдруг остро осознал смысл слов покойного бухгалтера о том, что птицы поют из благодарности и любви к своему хозяину — утверждение, подобное которому можно услышать из уст королей и садовников, армейских офицеров и дирижеров деревенских оркестров. Он молча поднялся и пошел домой.

Ривка накрыла на стол, но Шейнфельд ел рассеянно и без удовольствия. Поковыряв немного в тарелке, он оставил ужин практически нетронутым, вскоре встал из-за стола и сказал, что нужно зайти посмотреть, «как там поживают бедные птички», не отдавая себе отчета в том что уже второй раз за сегодняшний день подражает интонациям голоса покойного бухгалтера.

Ривка расплакалась и попыталась удержать его, но Яаков высвободился из ее объятий и ушел, захватив с собой раскладушку. Всю ночь он пролежал в птичнике, вздрагивая от каждого шороха. Шейнфельд боялся появления незваных наследников, белобровых и розовоглазых, размахивающих подписанным завещанием, которые придут и наложат лапу на бедных птичек.

Прошла неделя-другая, но никаких наследников не объявилось. Правление деревни поместило объявление о смерти бухгалтера в газету. Через английский мандаторный суд в Хайфе попытались найти, но безуспешно, дальних родственников — из тех, о существовании которых не подозревал сам покойный. Тогда правление послало двух представителей для того, чтобы составить опись имущества альбиноса. В кухонных шкафах нашли несколько номеров ежегодного альманаха чешского правительства, пять пар темных очков, десятки склянок, наполненных зловонными кремами и кожными притирками, и две пары туфель. Поиски в платяном шкафу прояснили наконец загадку вечного черного потрепанного костюма, который оказался пятью одинаковыми черными костюмами одного покроя, одинаково поношенными и залатанными на локтях одинаковыми, потертыми от времени, замшевыми заплатками.

На антресолях обнаружили чугунные сковородки и горшки, неимоверно тяжелые и порядком запущенные, а также желтую, искусно вырезанную деревянную копию канарейки, которую Яаков, никому не говоря ни слова, тут же присвоил. Тут Шейнфельд вспомнил о потрепанной книге, над которой вздыхал по вечерам бухгалтер, сидя после ужина во дворе. Долгие лихорадочные поиски увенчались успехом, и Яаков нашел ее, закинутую на верхнюю полку в птичнике. К его огромному изумлению, книга оказалась не любовным романом и не личными дневниками, а аккуратно переплетенным расписанием поездов, курсировавших по маршрутам между Прагой, Берлином, Веной и Будапештом. На следующий день Яаков отправился в соседнюю деревню спросить у Менахема Рабиновича, как можно объяснить тот факт, что человек каждый вечер перечитывает расписание поездов, которые никогда здесь не ходили?

Тот, полистав книгу, улыбнулся и заметил, что у людей иногда бывают довольно странные методы борьбы с ностальгией и навязчивыми воспоминаниями и что каждый пытается по-своему, но безрезультатно.