Читать книгу - "Хронология хаоса. Контркультурная проза (сборник) - Виктор Мельников"

Звоню Ромке.

Он берёт трубку не сразу.

– Привет! Как дела? – его голос не выражает никаких эмоций как будто.

– Не поверишь, звоню тебе с крыши Крымской АЭС.

– Откуда? Не понял.

– И не поймёшь. Потом расскажу. Что нового в городе?

Возникает некоторая пауза в разговоре. Мне она не нравится.

– Кирилл, ты наделал таких дел, что я тоже попал под пресс системы. Просто так. Я-то ладно, а Андрей исчез.

– Знаю.

– Где он? Не говорил?

Ромка излишне любопытен.

– Он мне не сказал, – вру я.

– А сам куда отправился?

– Об этом после, – я уже жалею, что сказал про АЭС. – Что за дела такие, лучше рассказывай.

– Сергеева могут снять. Это в лучшем случае.

– Не сожалей. В худшем – посадить, понятно. Сам чего на меня злишься? Не говори, что я ошибаюсь.

– Чтобы ты делал на моём месте, когда не дают спокойно работать. Скажи спасибо, что я не знаю твоего местонахождения. Наверное, если бы знал, то сказал. Я не из тех людей, которые предают, но ты подставил Андрея и меня. Часть клиентов ушли, отказались от моих услуг. Понимаешь?

– Я понимаю… – резко жму кнопку, прерываю разговор, злюсь… Сам же советовал мне исчезнуть…

Доля вины моей есть. Я не могу спорить с самим собой. Это так. И мне хочется кричать. И я ору! Долго! Куда-то ввысь. Своим криком пугаю всех своих новых знакомых и трёх голубей, взмывающих в небо. Затем хватаю железный прут, кидаю вниз.

– Что случилось? – Женя напуган моим поведением. Девушки тоже. Они быстро одеваются.

– Ничего.

«УБЕЖДАЙСЯ».

Геша потирает бородавку, и вдруг попадает в самую точку, когда говорит:

– Учись у стен. Молчать. Их разрушают, превращая в песок, а они не роняют ни звука.

Андрею отправляю sms, чтобы, если позвонит Ромка, не говорил, где он отдыхает. Тому не нужно это знать.

Побродив наверху, мы начинаем спускаться вниз. Но уже по другому маршруту. Проходим через помещение, стены которого полностью оббиты металлическими листами. Минуем вентиляционные отделения. Оставляем в стороне внешнюю стенку гермозоны, затем спускаемся через технические помещения, где приходится опять проходить практически на ощупь, открывая и закрывая толстые гермодвери, мешающие проходу. Геша то и дело закрывает металлическими листами, так сказать, повороты не туда.

На обратном пути идём молча, поднимаемся либо вверх, то опускаемся вниз. Я в самом конце, как и прежде. Вокруг тихо, темно и пыльно. Мы вместе (и вдруг я чувствую, что это не так, я как будто один в этом обширном, запутанном, как лабиринт, сооружении) – в то же время каждый сам за себя. У каждого свои эмоции и чувства. В одном мы сходимся – радости мало, созерцая молчаливые стены, которых скоро не станет.

Выходим из огромного прохода, который, как поясняет Геша, когда-то закрывали ворота, но их самыми первыми спилили на металлолом.

Таксисту звоню, прошу нас забрать.

Он приезжает довольно быстро. На автозаправке меняю доллары на гривны.

В Поповке покупаю обещанную Геше бутылку водки. Расплачиваюсь. Он уходит, пожав мне крепко руку.

Идём в кафе, заказываем местную азовскую уху, которая оказывается безумно вкусной. Видимо, мы проголодались очень. Что не удивительно.

Ужин оплачивает Женя.

Возвращаемся домой. Я успокаиваю себя. Всё, что со мной происходит в последние годы, можно описывать и публиковать детективные повести. Но я не Гарднер и Перри Мейсен у меня из-под пера не выйдет. Поэтому публикую газету. И, можно не сомневаться, она у меня хорошо получается, раз нахожусь на Казантипе.

В сон я проваливаюсь мгновенно, как в какую-то пропасть.

22

Просыпаюсь довольно поздно. Тело разбито, мышцы ломят, то ли от вчерашних физических перегрузок, то ли телефонный разговор с другом, Ромкой, вывел меня из себя, и я растерян, потому что не могу понять, где я не прав. Или всё это вместе навалилось на меня. Я встаю с постели, подхожу к зеркалу, и неизбывная грусть наполняет пространство. Создаётся впечатление, что я опускаюсь в неё, как в наполненную холодной водой ванну, кожа делается гусиной; часть воды переливается через край, но масса тела остаётся той же… Предыдущего мэра города, Валерия Лиса, убили через три месяца после назначения. Версии у следствия были разные: от его попыток переделать ЖКХ до его попыток влияния на земельную политику, которой вообще-то заведует район. На скрытую камеру оперативники говорили, что потенциальным заказчиком мог стать глава района, Сергеев, – эту версию я развивал в своей газете. Но дело в том, что Лис опозорил Сергеева в глазах федеральных и областных структур. То есть, являясь «меньшим по званию», но имея лучшие связи, Лис к нему подкатил и взял его во временные, так сказать, союзники, пообещав назначить городским управляющим человека Сергеева. А потом изменил своему обещанию, поставил своего человека. Сергеев упал в глазах губернатора, как человек, который не может довести дела до конца, а это для него явилось непростительной обидой: в городе всё происходило без его участия.

Лис начал собирать вокруг себя предпринимателей, заново диктовать условия, мол, если вы договорились о строительстве с районом, то вам это не построить, потому что сначала нужно договориться со мной. За месяц до убийства глава района начинает изображать любовь к Лису. Он просит встречи перед местными телекамерами, чтобы только «пожать руку» Лису. Когда Валерия Лиса убили, Сергеев в первый же день отверг свою причастность: «Кто сказал, что мы враждовали?» (Говорил об этом в «Провинциальном репортёре» только я.) Поэтому жизнь не даёт никаких гарантий, а смерть их не предоставляет… Следующий мэр, Николай Решетников, сразу признался в любви к главе района и попросил у него помощи. Он был, насколько мне известно, Ромкиным клиентом – ни его ли он потерял?..

В комнату входит Рита, отрывает от неприятных раздумий. Я смотрю на неё – она прелестна. Хотя её лицо слегка помято после сна.

– Я только встала. Где все?

– Не знаю.

– Регина не ночевала со мной.

– Может, она с Женей? Давай позвоню. Тебя не стала будить, когда уходила, просто.

– Не надо, – Рита оживляется, – к морю идёшь?

– Надо умыться.

– Мне тоже.

– Встречаемся через полчаса?

– Жди меня у себя за столиком. Постараюсь управиться быстро.

Рита уходит. Я думаю, с женщинами ещё сложней обстоят дела. Они не предсказуемы в своих эмоциях и чувствах. Вдруг вспоминаю о Наде, своей бывшей жене, о тех изменах, которые стали горькой правдой. Надю я ни в чём не виню… Теперь уже. И думаю обо всех тех женщинах, которых знал вообще.