Читать книгу - "Сент-Женевьев-де-Буа - Марина Юденич"

Не будь этого, он возможно заметил бы, что упоминание им бабушки, заставило ее вздрогнуть и впервые с момента столь странного и унизительного для нее, появления в его номере поднять глаза — Прости меня, хотя бы ради памяти о твоей бабушке или дедушке, кого из них ты чтишь больше — А вот этого не надо. Не смей произносить своими грязными губами их имен, поняла? И вообще, я же ясно сказал тебе, убирайся! Вызвать секьюрити?

Или все же сама уйдешь?

— Я уйду. Но пожалуйста, умоляю, скажи, что ты правда простил меня Мне это важно, очень важно Пожалуйста, я очень прошу тебя, — она не заплакала, хотя и к этому развитию событий он был готов Но в голосе ее звучало такое неподдельное искреннее страдание и мольба, что он не то что бы пожалел ее снова, нет, на жалость по — прежнему не было и намека в его душе, просто ему стало интересно, зачем, собственно, так добивается она его прощения и какой подвох стоит за этими мольбами — Хорошо, я же сказал уже — прощаю Ступай себе с Богом. Все?

— Да, — она неожиданно медленно, как во сне или в трансе поднялась с колен и теперь прямо смотрела ему в лицо — Поляков взгляд отвел — хотя ее лицо не выражало ничего, но именно это его, в принципе готового ко всему и испугало Это было неживое лицо — бледность его была землисто-серой, знаменитые фиолетовые глаза теперь казались подернутыми пеленой и разглядеть их было почти невозможно в глубоко запавших глазницах, скулы и нос заострились. Это был Ирэн, и, в то же время — совсем не Ирэн.

— Господи, колется она, что ли? — хмуро подумал Поляков, — И на что польстился, дурак? И как польстился! Только что, под венец не позвал, — азарт поединка растаял — бороться сейчас было не с кем Женщина, которая остановившимся безжизненным взглядом смотрела на него, уронив руки вдоль тела, казалось вот-вот лишится чувств, а то и жизни, — выпроводить ее побыстрей и желательно без шума, — подумал Поляков, а вслух сказал, заметно смягчив тон — Ну вот, и иди теперь. Прощай. Бог тебе судья, Ирэн — Да, Бог… — она повернулась и сделал шаг к двери, но покачнулась и упала бы если бы не вцепилась побелевшей рукой в спинку кресла, оказавшегося на пути — Ну, начинается, — подумал Поляков и, как всегда запутавшись в тяжелых полах халата, попытался встать из своего кресла Она слабым жестом остановила его — Не надо, я сама. Пройдет. Позволь только глоток шампанского…

Последняя реплика его взбесила " Шампанского тебе? А потом икры? В вазе для фруктов? А что потом? Американского ковбоя? Или я сгожусь на безрыбье? "

Он не произнес ничего этого вслух, но мысль была столь яростна, что похоже она прочитала ее на его лице — Не беспокойся, я не попрошу более ничего Можно выпить глоток?

— Пей! Но, вот именно, больше ничего — он был настолько зол, что демонстративно отвернулся от стола и уставился в зашторенное окно, пока она нетвердой походкой двигалась к центру гостиной, доставала бутылку из серебряного ведерка и, постукивая ею о край бокала, наливала себе шампанского Он не наблюдал за ней и не хотел видеть ее, потому что каждая секунда ее присутствия подле него была ему тягостна, он торопил минуты и ему казалось, что если он не будет наблюдать за ней, все кончится быстрее — Выпей со мной — неожиданно услышал он совсем рядом и повернувшись не смог не вздрогнуть от неожиданности. Она стояла возле его кресла, приблизившись бесшумно, верная своей кошачьей манере, так же неестественно по балетному прямо, вытянув спину и слегка откинув назад голову. В одной руке она держала наполненный искрящимся напитком бокал, а другой указывала тот, из которого только что пил он, — выпей, простимся, как люди, — она был как и прежде смертельно бледна, но с последними словами с тонких запекшихся губ ее слетела короткая едва уловимая и, с какой-то скрытой издевкой, усмешка — Как люди? — только тяжелые полы халата помешали ему рвануться из кресла и вскочить на ноги в сильном душевном волнении, а вернее величайшем возмущении чувств, но выпалив это, он осекся — дискуссия сейчас никак не входила в его планы, — Хорошо, давай, как люди, если тебе от этого станет легче.

Он поднял свой недопитый бокал и сделал жест, в ее сторону, как если бы собирался чокнуться с нею, но бокала своего до ее руки не донес, а торопливо вернул к своим губам и одним глотком осушил до дна — Теперь все?

— Теперь все, — отвечала она ему ровно, без эмоций и вообще каких либо интонаций и медленно, словно смакуя выпила содержимое своего бокала Затем аккуратно поставила его на стол и не глядя больше на Полякова повернулась и двинулась к выходу из его номера Поляков же напротив смотрел на нее теперь внимательно Более того в его взгляде отразилось вначале удивление, которое быстро сменилось потрясением, потом испугом, а потом откровенным ужасом. Сначала, когда Ирэн фон Паллен повернулась к нему спиной и медленно двинулась прочь, ему просто показалось что со спины, в черном своем строгом костюме, она удивительно похожа на его мать в молодости, когда вот так же едва взглянув на него и повернувшись спиной, она спешила на очередное свое комсомольское сборище. Потом, медленно отдаляющаяся от него женская фигура вдруг напомнила ему бабушку, жесткие линии строго костюма как бы расплылись, плавно перетекая в легкий струящийся силуэт яркого платья; аккуратный тяжелый пучок темных волос на затылке вдруг налился спелым золотом и рассыпался на множество тугих завитков — так причесывалась бабушка в той поре молодости, которую он еще застал и сохранил в воспоминаниях, походка женщины тоже изменилась — она игриво перебирала стройными ногами в коротких отороченных кружевным шитьем белых носочках.

Потом походка ее стала тяжелей, и ниже опустился подол платья, прикрывая располневшие ноги — это все еще был бабушка, но уже в старости, пред самой смертью, ей с трудом давался каждый шаг и в руке появилась массивная палка, на которую она тяжело опиралась. Бабушка была уже почти у самой двери, и он хотел крикнуть остановить ее, но понял что язык не подвластен ему, как и все тело. Он ощутил его почему-то огромным, налитым свинцовой тяжестью, и из-за этого практически неподвижным Но в этот момент бабушка сама оглянулась назад и взгляды их встретились. В ее глазах прочитал он великую скорбь и показалось ему, вину — никогда не видел он бабушку свою при жизни виноватой — незнакомым и страшным было теперь выражение ее глаз. Она тоже силилась что-то сказать ему, но как и он оказалась безгласна, и только беззвучно шевелила старческими сухими губами — Что бабушка? Что такое происходит со мной? — беззвучно закричал он, затратив при этом такое количество сил, что внутри его огромного теперь, словно налитого какой-то очень тяжелой и вязкой жидкостью тела, все гулко задрожало, запульсировало, причиняя страшную боль, но не смог исторгнуть ни звука. Однако она, похоже, поняла его и от этого страдания с еще больше силой всколыхнулись в старческих слезящихся глазах, а губы, тоже казалось превозмогая боль, еще энергичнее задвигались на изъеденном морщинами лице, но слов он не услышал Однако в те считанные доли секунды, когда бабушка уже почти скрылась за дверью, которую кто-то невидимый словно услужливо открыл с той стороны, ему почудилось, что он сумел считать слова с ее губ, как делают это глухонемые — Прости нас, — будто бы беззвучно кричала ему бабушка, — не ты виноват — А кто? — завопил он, превозмогая страшную боль, раздиравшую его гигантское тело изнутри от малейшего усилия, — Кто?