Читать книгу - "Квантовая теория любви - Дэнни Шейнман"

Теперь, сынок, принеси карту России… молодец… и найди озеро Байкал — маленький синий полумесяц повыше Монголии. Первый крупный город на моем пути был Иркутск, и я намеревался перейти Байкал по льду, иначе пришлось бы дать крюк в триста лишних километров вокруг озера. Верь не верь, но лед на водоемах в Сибири вскрывается только в мае, так что у меня было два месяца в запасе. В марте стоят двадцатиградусные морозы, и это еще ничего, в январе минус сорок обычное дело. Оглядываясь назад, могу сказать, что с побегом нам повезло: не прошло и нескольких дней, как Временное правительство издало суровые распоряжения насчет лагерей военнопленных, усилило их охрану и начало яростную антигерманскую кампанию. Ходили слухи, что пойманных беглецов пытают и расстреливают. Услышь кто-нибудь, что мы говорим по-немецки, нам бы не поздоровилось.

Не прошагали мы и десяти минут, как Кирали предложил заночевать в Сретенске. Мол, у него-де есть дело к одной женщине — жене кулака, чье поле венгр возделывал в отсутствие мужа. Я тут же пожалел, что взял его с собой.

Забыв про осторожность, мы с ним орали друг на друга во всю глотку.

— Так вот почему ты увязался за мной? Чтобы пробраться к своей крестьянке? Если мы пойдем в город, то уже к утру опять окажемся в лагере. Ведь в Сретенске полно солдат! — надрывался я.

— Тупица, жид пархатый, сапожницкое отродье! У нее мы хоть продовольствием запасемся! Далеко ты уйдешь на своих двух колбасках и на миске каши?

— Тебе не пища нужна, скотина ты лживая, а женские прелести! Моя жизнь для тебя ничего не значит, ты лишь о себе думаешь! Как я только раньше не догадался! Это ведь из-за тебя умер Ежи Ингвер! И чего ради я взял тебя с собой? Ты ж убьешь меня за теплый жилет! Ты мой худший враг!

— Сознаюсь, Мориц. Все ради бабы. И что в этом плохого? У тебя не так, что ли? Только тебе до твоей Лотты топать десять тысяч километров, а моя — вот она, под боком. Ох уж я с ней поваляюсь! Будет о чем вспомнить по дороге в Венгрию.

— В Венгрию? Не смеши меня. Да ты с места не сдвинешься! Ну все, довольно. Ступай в свой Сретенск, только без меня. Глаза б мои тебя не видели. Прощай, Франц.

И я зашагал прочь.

Кирали бросился за мной:

— Погоди же, Мориц. Сам подумай. Идти по городу нам не надо, домик на самой окраине. И надел немаленький. А в кладовой полно жратвы. Возьмем санки, запасемся провизией. Иначе нам до Иркутска не добраться. По деревням подаяние просить, что ли, будем? Ну как тут не воспользоваться? Пошевели мозгами!

Я задумался. В его словах была правда.

Мое молчание Кирали истолковал по-своему.

— Завидуешь, что ли? Успокойся, и тебе достанется. Она будет не против. Ну что, заманчивое предложение? Баба, провиант и крыша над головой!

— Ну и тварь же ты, Кирали. Запомни, не нужна мне твоя шлюха. Но я согласен, без провизии нам никак. Веди.

Так что венгр опять выиграл.

Стоило Кирали кинуть в окошко пару камешков, как женщина, не помня себя от радости, выскочила к нам как была, в одной ночной рубашке. Статная, с длинными пышными светлыми волосами, она была хороша собой. Целый поток русских слов обрушился на нас. Сначала я пытался переводить, потом плюнул. А она заливалась соловьем, и все об одном и том же. Что было бы с ее урожаем, если бы не Кирали, который осенью трудился ну просто за десятерых, куда до него русским мужикам, не говоря уже о заморышах — прочих военнопленных.

Все-таки хорошо, что они не понимали друг друга — Кирали предстал перед ней с лучшей стороны. Работник-то он, судя по всему, и вправду был замечательный. Хотя вряд ли он стал бы так стараться, будь хозяйкой какая-нибудь старая карга.

Кирали сполна получил все, что ему причиталось, и настоял, чтобы мы остались еще на денек. Я не особенно сопротивлялся. Своя кровать, чистое белье (в первый раз за три года), русская печь (в которой, как оказалось, можно мыться). Даже громкие стоны любовников не нарушали моих сладких снов.

Если бы я позволил, Кирали и еще погостил бы. Но я был неумолим — пора трогаться с места.

Урожай у жены богатея лежал по амбарам нетронутый — а вдруг цены еще вырастут? Мы до отказа загрузили санки крупой, картошкой, морковью, яблоками и буханками свежевыпеченного хлеба — целых два дня она не отходила от печи. Кирали был выдан мужнин полушубок, несколько бутылок водки и топор.

Вдоль Транссибирской магистрали в сторону Байкала мы проходили километров по пятнадцать в день. Мы старались не слишком приближаться к железной дороге, только чтобы проходящий поезд было слышно. Вокруг нас простиралась тайга, бесконечные сопки, поросшие лесом, и ничего больше. Редко-редко попадались деревни, которые мы обходили стороной. А до того хотелось увидеть избы, лица людей, услышать детские голоса! От навязчивой снежной белизны уже в голове мутилось. Хорошо, в моей семье было немало странствующих торговцев, они научили меня строить из веток шалаш, разводить костер так, чтобы не погас всю ночь, ориентироваться по Полярной звезде и по мху на деревьях.

Уже дней сорок пробирались мы сквозь сугробы, и перебранка между нами не смолкала ни на секунду. Мы ссорились из-за каждой мелочи: чья очередь тащить санки, где устроить привал, сколько нарубить дров для костра, в чьем котелке варить суп и сколько снега растопить, когда съесть драгоценное яблоко. Дрязги не прекращались. Как-то мы до того разругались, что не разговаривали друг с другом дня три. Но как бы мы ни бесили один другого днем, спать мы все равно ложились в обнимку. А то недолго и замерзнуть до смерти.