Читать книгу - "Воронье озеро - Мэри Лоусон"

Одно время, причем довольно долго, все это мне казалось ненастоящим.

Пожалуй, «ненастоящим» – слово не самое точное. Скорее, незначительным. Семья отошла для меня на второй план. Было это в студенческие годы. Не на первом курсе, когда я умирала от тоски по дому, а позже, на втором-третьем, когда горизонты мои стали расширяться и Воронье озеро съежилось до крохотной точки на карте.

К тому времени я уже убедилась, что прабабушка Моррисон недаром считала образование великой силой, – она и сама не представляла, насколько была права. В образовании она видела и безусловное благо, и возможность выбиться из нищеты, но не знала, какие еще двери оно способно открывать. Я изучала зоологию, экзамены за первый курс сдала лучше всех, и мне обещали грант на диссертацию, если буду продолжать в том же духе. Я знала, что если зарекомендую себя хорошо, то мне предложат работу в университете или где-то еще, а если захочу работать за границей, то и это можно устроить. Передо мной простирался бескрайний мир; казалось, мне открыты любые пути, любые возможности. Кем захочу, тем и стану.

Мэтт, Люк и Бо отступили в тесный темный уголок моей души. В то время, на втором курсе, мне не исполнилось и двадцати, значит, Бо было всего четырнадцать, у нее еще был выбор, а Мэтт и Люк застряли на Вороньем озере и никуда уже оттуда не денутся. Пропасть между нами стала огромной, а все, что с ними связано, – далеким-далеким; у нас будто бы не осталось ничего общего.

Ездить домой на выходные было не по карману, а работу на лето проще оказалось найти в Торонто, чем дома, так что и летом я не приезжала. Два года мы не виделись совсем, не виделись бы и дольше, но они приехали на вручение дипломов. Все втроем, принаряженные. Я была тронута, но все равно стыдилась их, с друзьями так и не познакомила.

За мной пробовали ухаживать однокурсники, но ни с одним ничего путного не вышло. Неудачи на личном фронте меня не огорчали. Не до того мне было, слишком я была занята учебой, да и не верила всерьез, что смогу полюбить. Считала себя чудачкой, помешанной на науке. Одиночкой, влюбленной в работу.

И это не преувеличение, в свою работу я и в самом деле была влюблена. Студенческая жизнь стала для меня настоящим открытием: все к твоим услугам – книги и материалы, лаборатории с чудесными микроскопами, наставники и профессора, каждый специалист в своей области. К середине третьего курса я твердо решила поступать в магистратуру, а к концу года выбрала специализацию.

Определиться мне помог учебный выезд на небольшое озеро чуть севернее Торонто. Здесь любят отдыхать горожане, особенно гребцы и другие спортсмены. Мы там были в сентябре, когда наплыв отдыхающих уже схлынул. Мы должны были оценить влияние человека на экосистему в сезон отпусков и, кроме всего прочего, взять пробы воды и образцы организмов и доставить в лабораторию. Водных животных мы перевозили в банках и пластиковых пакетах с водой, в сумке-холодильнике, вся прочая живность ехала с нами в Торонто в коробочках. В лаборатории нужно было всех определить, подписать, отметить, в каком они состоянии, а если животное погибло – постараться установить причину.

Почти все свои образцы я собирала в небольшой бухточке, и в сачок заодно попало немного ила со дна. В лаборатории, благополучно переместив всю живность в аквариумы, ил и мусор я переложила в чашку Петри и наскоро перебрала в поисках чего-нибудь интересного. Среди гнилой листвы и палочек темнел непонятный сгусток. Я подхватила его щипцами, бережно положила на влажную салфетку, чтобы он не высох, и поместила под бинокуляр.

Сгусток оказался мертвым клопом-гладышем, Notonecta, – этот мелкий хищник большую часть времени проводит вниз головой, выставив из воды задний конец брюшка, добычу чует по колебаниям поверхностной пленки. Гладыш был мне хорошо знаком по нашим с Мэттом вылазкам – на его примере мы убедились, что поверхностная пленка держит не только сверху, но и снизу, и в обычных обстоятельствах я бы его ни с кем не спутала. А тут несколько минут мучилась, не могла определить вид, потому что весь он был покрыт – да не то слово, облеплен! – толстым слоем машинного масла, благо моторных лодок на озере хватает. Он был сплошь в масле, тонкие чувствительные волоски на брюшке слиплись, дыхальца закупорились.

Теперь тяжело объяснить, почему на меня это так подействовало. Все живые существа умирают, и конец их по нашим людским меркам чаще всего ужасен. И о загрязнении окружающей среды я знала достаточно – во всех разделах биологии это одна из ведущих тем. Возможно, виной всему то, что жертва была мне так хорошо знакома. В детстве гладыши меня завораживали – казалось, что они висят под потолком, и я все ждала, когда же они устанут и свалятся.