Читать книгу - "Человек у руля - Нина Стиббе"

И вот только мы договорились, как дядюшка или тетушка в группе дядюшек и тетушек заговорил о предстоящем отпуске и сказал:

– Мы все едем в Дорсет.

Сестра тут же влезла в разговор:

– О, Дорсет, чудесно, а куда именно?

И:

– Когда?

И:

– А как называется дом?

И так далее, и подвыпившая тетушка или дядюшка или кто-то еще выдал ей все очаровательные детали.

По дороге мама сказала, что все они уебки. Сестра возразила. Мама твердо держалась на своих позициях и приводила примеры. Крошка Джек поддержал маму и сказал, что один дядюшка говорил о папе всякие гадости.

– Что он сказал? – спросила мама.

– Он сказал, что папа опозорил семью, – ответил Крошка Джек.

Мама пришла в ярость и выжала газ.

– Вот мудак, как он посмел! – бушевала она, пока мы летели по тому же мосту, с которого она съехала год назад, когда и заработала порез в форме буквы «J».

Дома сестра поставила маму в известность о том, что нас пригласили отдохнуть вместе с дядюшками, тетушками и маленькими кузенами. На самом деле она не ждала, что мама поверит или тут же сорвется и помчится в Дорсет, а просто хотела, чтоб мама стала относиться к родственникам чуточку лучше.

Но мама поверила и даже согласилась поехать, так что, представьте себе, мы отправились в Дорсет. Женщину из булочной «Рингроуз» (единственного милого человека в округе, если не считать доктора и миссис С. Бороду) мы попросили кормить пони, и она пришла в восторг. И миссис С. Бороду мы попросили взять Дебби, но она не пришла в восторг, поэтому мы вернулись к женщине, которая пришла в восторг по поводу пони, и попросили ее еще и Дебби взять, и, глядите-ка, это ее тоже привело в восторг.

– Мамины родственники в последний момент пригласили нас отдохнуть в своем летнем доме, – сказали мы ей, – в Дорсете.

– Обязательно поезжайте, – сказала милая женщина из «Рингроуз», – родственников обижать нельзя.

Нас переполняло возбуждение, и мы почти верили, что нас пригласили, и это было чудесное чувство – причастности, – и мы все очень радовались. Мама взволнованно паковала вещи и по дороге купила нам новые полосатые полотенца, и я впервые в жизни воспользовалась дезодорантом. «Лесной папоротник», чудесный свежий аромат, я снова и снова брызгалась им, когда запах выветривался, пока мои подмышки не сделались белыми.

Сестре не нравилась холодная странность аэрозоля, она предпочитала роликовый дезодорант Mum, голубого цвета, как у мамы. Мне бы хотелось, чтобы мы все втроем пользовались одинаковым дезодорантом, но роликовый дезодорант был липкий и не такой бодрящий.

Сестра упаковала фотоаппарат, который она обнаружила в гараже (возможно, он принадлежал Чарли), а Крошка Джек – несколько банок шотландского супа с перловкой, который ему в то время нравился.

Мама поговорила с мистером Ломаксом, который заглянул кое-что отремонтировать, и он помог ей разобраться с дорожным атласом. Мистер Ломакс был членом Института продвинутых водителей (это означало, что он может сделать пируэт вокруг шестипенсовика и припарковаться в обувной коробке) и потому дал ей тьму советов по вождению автомобиля во время долгой поездки. Надо часто останавливаться попить кофе и, если заметишь, что клюешь носом, энергично раскачиваться взад-вперед и открыть окно, а в самом крайнем случае попросить одного из детей стучать тебя по голове.

На полпути нас с сестрой охватила тревога. Что, если дядюшки и тетушки не обрадуются, увидев нас? Что, если в доме не окажется места? Но мы себя уговорили. Сказали, что как только мы приедем и разместимся, они увидят, какие мы забавные и находчивые, как мы хорошо играем в разные игры и т. д., и в наших отношениях случится прорыв, и мы все вместе приготовим ужин, а потом заснем на мягчайших диванах в гостиной, пока в камине будет догорать огонь.

Добравшись до Дорсета, мы свернули на заросшую мхом гравиевую дорожку – заросший мхом гравий походил на губку, – которая привела нас к квадратному дому в георгианском стиле, стоявшему посреди парка (тогда я очень любила такие дома и до сих пор люблю). Мы быстро прониклись обаянием этого места, а мама столь же быстро выяснила, что никто нас не приглашал, мы просто все не так поняли, как ни жаль, и, глянув на озадаченные и смущенные лица, мы развернулись и поехали домой, от которого нас отделяли сотни миль. Все молчали, кроме Крошки Джека, но его невнятные жалобы были вроде раздражающей мелодии, которую вскоре перестаешь слышать.

Это было хуже и мистера Додда, и Чарли, и викария, и кухонной эскапады, и всего прочего. Нам было очень стыдно, и сестра первый раз в жизни почувствовала себя виноватой. Настолько виноватой, что согласилась с моим давним убеждением, что периодически ей следует участвовать в пьесе, и не нехотя, а с энтузиазмом – просто чтобы облегчить мамины страдания.