Читать книгу - "Общага-на-Крови - Алексей Иванов"

Крякнув, он всем телом скривился набок, достал из заднего кармана измочаленную пачку сигарет, выволок мятую, извилистую сигарету, придирчиво распрямил ее, сунул в бороду и со словами: «Прошу прощения!» — изящно взял обомлевшую Милу за запястье, поднес ее руку с сигаретой к своему лицу и прикурил.

— Симаков, ты что, пьяный? — наконец сообразил Каменев.

— Ясный хрен, — ослепительно улыбнувшись, подтвердил Ванька и закашлялся. — Если бы не чахотка, давно бы помер, — откашлявшись, сообщил он.

— Ты пепел уронил, — брезгливо сказала ему Мила.

— Ну и сигареты, блин, — пробормотал Ванька, отряхивая живот и колени. — Только закурил, а уже пеплом обсыпался, как… как Везувий.

Разряжая обстановку, все четверо засмеялись. Всем стало ясно, что перед ними так называемый гороховый шут.

Через час совсем стемнело, и компания сплотилась, как родная. Горела свеча, играл магнитофон, под потолком шевелился густой дым, на столе стояла вторая бутылка коньяка. Каменев и Савенко потихоньку тискали девочек. Ванька сидя спал. Все были изрядно пьяны, а Ванька пьянее всех. Он выжрал до конца свою водку, несколько раз присасывался к коньяку, потешал гостей и хозяев побасенками, наконец пожаловался, что его в общаге считают импотентом, потому что никто не видел, как он трахается, и уснул.

— Рота, подъем! — гаркнул ему Савенко. — Симаков, поди гулять!

— Не… — Ванька помотал головой. — Мы только пить начали…

— Все, пить больше нечего, — отрезал Каменев. — Поди погуляй. Мы же с тобой договорились, что ты до двух гуляешь?

— А ты у нас целый час отнял, — поддержал Савенко. — Значит, вернешься в три.

— Я не хочу гулять! — закапризничал Ванька. — Я хочу петь!.. Мисочке… То есть Милочке и Светочке… Дайте мне гитару!

— Вот пойди и поищи ее, — обрадовался Каменев.

— Я вернусь! — кокетливо сказал Ванька, встал, извиваясь всем телом, и погрозил девушкам пальцем: — Не шалите без меня, крошки!

По замысловатой кривой он добрался до двери и выпал в коридор. Дверь за его спиной долго и тщательно запиралась. Ванька побрел на пятый этаж к Вадику Стрельченко, у которого хранилась его гитара, и через десять минут вернулся.

— А это я!.. — закричал он, шлепая ладонью по двери.

Дверь нехотя приоткрылась.

— Ладно, не надо петь, — сквозь щель сказал Савенко.

Но Ванька вдруг ринулся на него, и напор был такой неожиданный, что Савенко не удержал позиции. Ванька ввалился в комнату. Свеча была уже задута, постели расправлены, а девушки разложены по постелям.

— Вот ведь коз-зел!.. — шепотом сказал Каменев.

— Песня! — объявил Ванька.

Шатаясь, он укрепился посреди комнаты и заорал на мотив марша «Прощание славянки»:

— Отцвела в огороде ака-ация,

Снова чистая совесть моя:

У меня началась менструа-а-ация,

Значит, я не бере-мен-ная!..

— Сделай что-нибудь с этой пьяной свиньей, — сказал Каменев.

Савенко мягко обхватил Ваньку за талию и повлек к выходу.

— Иди в холл, там и сбацай чего-нибудь, — на ходу увещевал он Ваньку.

Ваньку вытурили в коридор и снова тщательно заперли дверь.

Ванька опять сходил к Стрельченко, оставил гитару и вернулся. Резко, отрывисто, звонко и кратко он постучал в дверь так, как стучат только трезвые люди. После яростного перепирательства шепотом дверь приоткрылась, и Ванька ломанулся в щель, крича тоненьким, противным голоском:

— Я тоже хочу к девочкам!..

Но Каменев грудью выпер Ваньку в коридор, схватил за олимпийку на горле и отвесил две крепкие пощечины.

— Очухался? — злобно спросил он. — Соображаешь?

— Я мыслю, следовательно, я существую, — гордо изрек Ванька.

— Значит, так, Симаков, — внушительно сказал Каменев, отпуская Ваньку. — До трех часов ты мыслишь, следовательно, существуешь, в другом месте, понял? Или ты совсем оскотинился? Давай иди…

Каменев подтолкнул его, и Ванька сделал несколько неуверенных шагов. Тогда Каменев быстро вернулся в комнату и захлопнул дверь. Ванька тотчас подбежал к ней и замолотил кулаками.

— Откр-р-ройте, полиция! — басом заревел он. Дверь моментально приоткрылась.

— Сейчас как с-здану, сука!.. — бешено прошептал Каменев.

Ванька схватился за сердце и зашатался.

Каменев захлопнул дверь и яростно запер замок. Ванька отодвинулся к противоположной стене коридора и, едва услышал, как заскрипела сетка кровати, всем телом кинулся на дверь. Замок с хрустом вывернулся из косяка, дверь распахнулась, грохнув о стену, и Ванька пластом рухнул на пол семьсот двадцатой комнаты.

— «Ту-сто сорок четыре» п-просит п-посадки… — сказал он.

Когда Отличник сперва услышал мятежное Ванькино исполнение «Прощания славянки», а затем грохот и вопли, он вскочил с кровати, натянул штаны и выбежал в коридор. Мимо него вдоль стены, не глядя, быстро прошли Мила Северьянова и Света Ковалева. Затем из дверного проема семьсот двадцатой комнаты вылетел Ванька и шлепнулся на пол.

— Пролетарии всех стран, совокупляйтесь!.. — хихикая, орал он.

Отличник кинулся к Ваньке и успел вцепиться в спину Андрея Каменева, когда тот уже занес ногу, чтобы разбить Ваньке рот.

— Убирай этого пидара!.. — рявкнул Отличнику Савенко, удерживая трясущегося Каменева. — А то Андрюха его убьет!..

Отличник с неизвестно откуда взявшейся силой поставил Ваньку на ноги и увлек за собой. У Ваньки из носа текла кровь. Отличник впихнул Ваньку в блок, где в дверях семьсот десятой в одной ночной рубашке стояла Серафима.

— Сюда его, — уходя в тень, сказала она. — Что случилось?

Отличник уложил Ваньку на свою кровать.

— Накуролесил, ему и вломили, — сказал он. Серафима взяла свое полотенце, убежала в умывалку, вернулась, уголком вытерла Ваньке нос и усы, сложила мокрое полотенце компрессом и пристроила на лоб, потом стала осторожно ощупывать Ванькино лицо.

— Зубы, кости целы? — спросила она.

— Хрен их знает… — прохрипел Ванька.

— Теперь лежи спокойно, — велела Серафима, убирая из-под его затылка подушку. — Будет больно — позови.

Ничего больше не говоря, она легла обратно в свою постель. Растерянный Отличник стоял у шкафа, не зная, чего ему делать.

Ванька вдруг зашевелился, поднял руку и потрогал нос.

— Кажись, не течет, — сказал он. — Ну и шнобель у меня завтра на морде будет… Целая Шнобелевская премия.

Он снял полотенце и медленно сел.

— Попру я к Стрельченкам, — прокряхтел он. — Спасибо, Фимка.