Читать книгу - "Великолепные руины - Джесс Уолтер"

– Мне нравится эгоцентризм итальянцев, – продолжил Майкл. – Они не боятся просить то, что им нужно. Американцы не такие. Мы все время ходим вокруг да около. Говорим намеками. Вы меня понимаете?

Паскаль не понимал, но признаваться в этом ему не хотелось, поэтому он кивнул.

– Нам с вами надо объясниться. Я в тяжелом положении, а вы, очевидно, можете мне помочь.

Паскалю трудно было сосредоточиться на этой абракадабре. И что только Ди в нем нашла?

Они подошли к центру площади, к «фонтану старой лодки», la Fontana Della Barcaccia. Майкл Дин прислонился к каменной чаше.

– Вы знаете что-нибудь об этом фонтане?

Паскаль посмотрел на бегущие струи воды.

– Нет.

– Он не такой, как остальные фонтаны. Они – серьезные произведения искусства, а этот – пародия, шутка. Потому-то я его и люблю. Вы меня понимаете, мистер Турси?

Паскаль растерянно молчал.

– Когда-то давно, во время наводнения, река подняла лодку и бросила ее вот здесь, на месте фонтана. Художник пытался передать непредсказуемость стихии. Он хотел сказать, что иногда объяснения нет. Лодка посреди улицы. Это странно, конечно, но теперь уж ничего не поделать, лодку надо обходить. Вот и я тут примерно в таком же положении.

О чем он вообще? Паскаль ничего не понимал.

– Вы, наверное, думаете, что я обошелся с Ди жестоко. Не спорю, в каком-то смысле так оно и есть. Мне надо справиться со всеми проблемами, с каждой по очереди. – Майкл Дин достал из кармана конверт и протянул его Паскалю: – Половина ей. Вторая половина вам. За все, что вы сделали для нее, и что, я надеюсь, еще сделаете для меня. – Он похлопал Паскаля по руке. – Хоть вы меня и ударили, мне хотелось бы считать вас другом, мистер Турси. Я обращаюсь к вам, как к другу. Но если я узнаю, что вы отдали ей меньше половины или что вы кому-то проболтались о нашем разговоре, я тут же изменю свое отношение. И вам это не понравится.

Паскаль отдернул руку. И этот гад смеет обвинять его в бесчестии? Он вспомнил слова Ди и угрожающе произнес:

– Пожалуйста, я доверительно!

– Отлично! – Дин испуганно поднял руки и прищурился. – Хотите говорить доверительно? Извольте. Меня послали сюда, чтобы спасти фильм от неминуемой смерти. В этом состоит моя работа. Мораль тут ни при чем. Эта работа не плохая и не хорошая. Просто такая работа – убирать лодки с улиц. – Он отвернулся. – Разумеется, ваш врач прав. Мы обманули Ди, чтобы отослать ее из Рима. Мне нечем гордиться. Пожалуйста, скажите ей, что доктору Крейну не следовало выбирать такую болезнь. Он не хотел ее пугать. Вы же знаете этих врачей, у них у всех холодный аналитический ум. Он выбрал рак желудка, поскольку симптомы совпадают с симптомами ранней беременности. Но мы думали, это всего на пару дней. Потому-то она и должна была поехать в Швейцарию. Там ее ждет врач, специализирующийся на нежелательной беременности. Он умеет держать язык за зубами.

Паскаль едва поспевал за его речью. Значит, это правда. Она беременна.

Майкл испугался его взгляда.

– Послушайте, передайте ей, мне очень жаль. Скажите ей, – он погладил конверт с деньгами, – что жизнь иногда выкидывает странные фокусы. Мне правда жаль! Ей надо ехать в Швейцарию. Там обо всем позаботятся. Счет уже оплачен.

Паскаль посмотрел на конверт с деньгами.

– Да, и вот еще что. – Дин достал из кармана пиджака три маленькие фотографии. Кажется, снимки сделали на съемочной площадке: на заднем плане одного из них виднелись камеры. Карточки были совсем маленькие, но на каждой из них Паскаль разглядел Ди Морей. На ней было белое струящееся платье. Очень красивая темноволосая актриса стояла в центре снимка, и рядом еще две женщины, одна из них – Ди. На самой удачной фотографии Ди Морей и эта брюнетка хохотали, запрокинув головы. – Мы эти снимки делаем перед съемкой, надо же убедиться, что кадр правильно построен. Что костюмы и прически в порядке… ни на ком нет часов. Ди, наверное, будет рада их получить.

Паскаль вгляделся в верхнюю карточку. Ди держала темноволосую актрису за руку, и они так искренне смеялись! Он бы многое отдал за то, чтобы узнать, что же там смешного случилось. Может, она хохочет над той же самой шуткой, про мужчину, который любит, но себя.

– У нее интересное лицо, – сказал Майкл. – Ей-богу, я сперва этого не разглядел. Думал, Манкевич совсем с ума сошел, выбрал блондинку на роль египетской служанки! Но в ней что-то есть… Я не про сиськи сейчас говорю. Какая-то естественность. Она настоящая актриса, уж поверьте мне. – Дин покачал головой. – Сцены с Ди придется переснять. Их немного. Столько было проволочек, потом дожди, потом Лиз заболела, потом Ди. Когда я сажал ее в поезд, она сказала, что ей очень грустно: ведь теперь никто не узнает, что она снималась в этом фильме. И я подумал, надо ей фотографии передать. Майкл пожал плечами: – Конечно, тогда она думала, что умирает…

Это слово, «умирает», повисло в воздухе.

– Знаете, я почему-то уверен был: вот она мне как-нибудь позвонит и мы вместе над всем посмеемся. Такая у нас будет смешная история на двоих, и, может, даже мы… – Он замолчал и устало улыбнулся. – Нет. Она будет жаждать моей крови. Пожалуйста, скажите ей… если она не будет упрямиться… как только все закончится, пусть она мне позвонит, и я найду ей работу в других фильмах. Какие угодно роли, пусть сама выбирает! Скажете ей? Пусть только вернется в Штаты, и я сделаю из нее великую актрису.

Паскаля аж мутило от ненависти. Он с трудом сдерживался, ему хотелось снова стукнуть Майкла Дина. Это кем же надо быть, чтобы бросить беременную женщину?! И вдруг до него дошло. Осознание нахлынуло, затопив с головой, он даже вдохнуть не смог. Паскалю показалось, будто его ударили под дых.

«Я осуждаю его за то, что он бросил беременную женщину. А мой сын вырастет, считая собственную мать своей сестрой».

Паскаль покраснел. Он вспомнил бункер и как объяснял Ди Морей, что в жизни все непросто. Да нет же! Очень даже просто! Есть мужчины, которые бегут от ответственности. Такие, как он сам и Майкл Дин. Не имеет он права бить этого гада. Тогда уж лучше себя ударить. Паскалю стало противно: надо же, какая он двуличная тварь!

– Такова жизнь, – сказал Майкл Дин, не дождавшись ответа, и посмотрел на Fontana Della Barcaccia.

И он ушел, растворился в толпе, оставив Паскаля одного. Юноша открыл конверт. Там было много денег, столько он никогда не видел. Доллары для Ди. Лиры для Паскаля.

Паскаль положил фотографии в конверт и огляделся. День подходил к концу. На ступенях все так же лениво сидели туристы и парочки, но на площади римляне спешили по делам, каждый по своей траектории. Тысяча пуль, выпущенных из тысячи стволов. Всем этим людям казалось, что они поступают правильно… столько историй, столько предательства, столько зла! «Такова жизнь». Вот она, эта жизнь, клубится вокруг него. Туристы курят, фотографируют, болтают. Паскалю показалось, что он сейчас окаменеет да так и останется стоять посреди площади, рядом с лодкой. Люди будут показывать пальцем на статую юноши, который приехал из деревни, чтобы поговорить с американцами, снимающими кино. Юноши, окаменевшего от сознания собственной гнусности.