Читать книгу - "Притяжения - Дидье ван Ковелер"

— Этьен!

Кристина стремительно подошла ко мне и рывком задрала футболку.

— Смотри!

Весь живот был покрыт красной сыпью.

— Это какая-то зараза! Зараза, в довершение всего! От солнца со мной никогда такого не было!

— Ни фига себе! — посочувствовала Стефани. — Нельзя так ходить, мало ли что… Поехали обратно в город, найдем дежурного врача.

— А зачем я, по-твоему, вернулась? Мой страховой полис здесь!

Стефани подмигнула мне и вошла вслед за Кристиной в трейлер. Через пять минут «вольво» укатил по проселочной дороге. Я не двигался с места. Что-то мешало мне вернуться на виллу. Не хотелось столкнуться с Гаем. Я не мог ни с кем делить Марину. Я бы предпочел, чтобы она осталась чудом, подвластным моему желанию, являлась бы мне такой, какой я ее вообразил, — а слова кюре низвели ее к реальности и тем самым отдалили от меня. Но почему — ведь я хотел, чтобы она существовала, была женщиной из плоти, хотел, чтобы она показалась мне, выбрала меня, стала моей? Я чувствовал, что запахов, одежды, игры в следопыта мне уже мало. Я вожделел ее тела — безумно. И мне нужно было время — все мое время. Если Кристине нельзя загорать, то и дети не помогут: она будет висеть у меня над душой с утра до вечера. Невозможно. Я больше не хотел жить наполовину, изворачиваться, скрываться.

Я сел на мотоцикл и поехал куда глаза глядят по пустошам, где солдаты закапывали бетонные трубы. Ветер в лицо, вибрация во всем теле, скорость, шум. Разобраться. Взять тайм-аут. Вымотать себя до изнеможения.

* * *

Они вернулись затемно. У Кристины оказалась аллергия на крем для загара: острый дерматит, пребывание на солнце запрещено. Дети, чтобы поднять настроение, повели ее в кино: две «Матрицы» подряд. Ее мутило от попкорна. Дочь многозначительным взглядом спросила меня, как все прошло. Кристина взяла спальные мешки и сама направилась к дому — взгляд потух, отпуск испорчен.

— Ты нам потом расскажешь, — заговорщицки шепнул мне Жан-Поль, переигрывая в роли старого мачо.

В отдельной спальне моя жена сняла простыни механически-точными движениями — эта отлаженность выработалась в химчистке. Бледная тень прежней Кристины, конец лета. Она задула свечи, забралась в мешок и бесцветным голосом пожелала мне спокойной ночи. Мне было больно на нее смотреть. Я чувствовал себя виноватым, как будто это мое поведение вызвало аллергию.

— Этьен… Я хочу уехать.

Даже враждебности больше не было в ее голосе. Я сказал: хорошо. И добавил, что мне жаль. Не уточнив, чего.

Я подождал, пока она уснет. Как и вчера. Зажег свечи и с подсвечником вышел на цыпочках из комнаты. Я бежал отсюда, спешил забыться в запахе Марины, хотел, чтобы Кристина снова стала препятствием, а не жертвой, внушающей жалость. Я хотел, чтобы все опять было простым, таинственным и нежным, чтобы кюре ничего мне не говорил…

Я толкнул дверь библиотеки. Прислонившись к окну, в лунном свете стоял Гай и прижимал к лицу лифчик. Он не слышал, как я вошел. Его сутулая спина вздымалась при каждом вдохе, плечи содрогались от удовольствия, стон затихал, приглушенный тканью. Я медленно шагнул к нему, до боли в пальцах сжимая подсвечник. Он, жмурясь, утирал бороду шелковым кружевом. А потом увидел меня. Дернул подбородком, улыбнулся мне понимающей улыбкой, достал из кармана флакончик и обрызгал чашечки изнутри.

Не помня себя от ярости, я кинулся на него. Реакция у дурачка оказалась что надо: он ловко ушел от удара. Подсвечник выбил оконное стекло. Пока я разворачивался, он уже метнулся в коридор. В три прыжка я настиг его, притиснул к книжным полкам. Он рычал и брызгал слюной, высоко поднимая правую руку, чтобы я не мог дотянуться до лифчика, а левой колотя по книгам, которые осыпались и падали вокруг нас. Бросив подсвечник, я схватил его за горло, сжал что было сил. Вот теперь он у меня заплатит, билось в голове, за окно, за вазу, за палатку детей, за сыпь Кристины, за всю мою нескладную жизнь, за обманутые надежды, за разбитые иллюзии… Это он придумал Марину, он играл на наших нервах и наших желаниях, он приманивал нас, разбрызгивая духи с запахом мелиссы. Сволочь!

Я сжимал и сжимал, я видел, как побелели мои пальцы на его кадыке, как остекленел его взгляд. Он не вырывался. Малая толика энергии, что у него осталась, уходила на то, чтобы как можно выше держать лифчик. Я всматривался в его глаза, искал в них страх, слабину, ждал, что он спасует. Я готов был стать убийцей, и это меня не пугало. Слишком сильно было напряжение, после могло стать только лучше, — да и захоти я, все равно не смог бы разжать пальцы, какая-то сила мне мешала. В столбняке от ненависти, я словно со стороны, выброшенный из себя, смотрел, как я убиваю человека.

— Нет, пожалуйста… Не надо!

Голос раздался справа от меня, из-за книг. Женский голос, на выдохе, с иностранным акцентом. Я изумленно вытаращился на книжный шкаф, и бородач выскользнул из моих рук. Осев на паркет, он улыбался застывшей улыбкой. Вдруг он с неожиданной резвостью вытащил что-то из рукава. В лунном свете блеснуло лезвие. Я попятился. По-прежнему сидя на полу, он принялся мотать головой и делать мне знаки: похоже, просил подождать. Не сводя с меня глаз, он разрезал лифчик между чашечками. Потом встал, убрал нож и одну протянул мне. Ошеломленный, я машинально взял ее. Он спрятал другую в карман, сощурился, ободряюще кивнул мне и поспешил, хромая, к лестнице.

Кристина вопила в спальне, с надрывом выкрикивала мое имя. Я не двигался с места, стоял с половиной лифчика в руке, уставившись на пятый стеллаж библиотеки. Этот голос мне не пригрезился. Марина была там, за книгами, по ту сторону стены.

— Этьен! Ответь! Ты упал?

Я кинулся в коридор, распахнул соседнюю дверь. Ванная, без шкафа, без укромных уголков. Наверняка была полость в стене, тайник.

— Этьен! Где ты?

Я рявкнул, что иду, чтобы прекратить эти крики. Потом подошел к ванне — старинной, на ножках — и прошептал:

— Все хорошо, он цел и невредим. Вы здесь?

Я прислушивался к тишине всем своим существом. Прижав ухо к желтой плитке, силился уловить звук дыхания. Тщетно. На всякий случай я сказал:

— До завтра.

И незнакомое прежде ликование разлилось в моей груди, когда я шел к отдельной спальне со своей половиной лифчика, засунутой под резинку трусов.

Кристина стояла на пороге, держась за дверной косяк.

— Что случилось? Там кто-то есть?

Я ответил: да. Какой-то бродяга, я его вытолкал взашей. Ее трясло; она открыла было рот, но я пресек ее стенания, напомнив, что мы завтра рано утром уезжаем: надо постараться хоть немного поспать. Она смотрела на меня, бессильно опустив руки. Я сам уложил ее в спальный мешок, застегнул молнию, поцеловал в лоб и пожелал хороших снов. Она повернулась ко мне спиной. Я улыбнулся. Теперь все стало ясным. Я знал, что буду делать, и знал, куда иду.

* * *

Они упаковали чемоданы, уложили их в багажник. Перед тем как прицепить трейлер, я проверил двигатель «вольво». И сообщил им с хорошо разыгранным огорчением, что нет ни капли масла: очевидно, какой-нибудь камень на дороге пробил картер.