Читать книгу - "После войны - Ридиан Брук"

Рэйчел спала на боку, издавая негромкие сухие звуки; лицо ее подергивалось, возможно, отзываясь на те видения, что тревожили ее во сне. Доктор Мейфилд полагал, что сон в ее состоянии есть и симптом, и лечение, но Льюис предпочел бы, чтобы жена проявляла большую активность. Его философия, если о таковой вообще можно говорить, выражалась в двух словах: занимайся делом.

Но была и хорошая новость: Рэйчел начала выходить из дома и вместе со Сьюзен Бернэм собиралась совершить еще одну вылазку в город. Мужа Сьюзен, офицера разведки, Льюис встретил как-то в столовой. Сьюзен хоть и оказалась особой довольно назойливой, но обладала живым чувством юмора и успевала участвовать во всевозможных культурных и общественных мероприятиях, и Льюис был благодарен ей за то, что она вытащила Рэйчел из четырех стен.

Сегодня он надел русский полушубок, прекрасно защищавший его поджарое тело от укусов зимы, уже ставившей температурные рекорды. В новостях сообщали, что Северное море в районе Куксхафена замерзло, что немцы из русской зоны теперь бегут по льду Балтики. Льюис проверил запас сигарет – не стал ли он курить больше, компенсируя отсутствие физического удовлетворения? Стопка как будто уменьшилась на несколько пачек. Он взял, как обычно, шестьдесят штук, напомнив себе о намерении сократить к Рождеству дневной рацион до двадцати, но выказывая солидарность с теми, для кого сигареты все еще приравнивались к хлебу. Потом еще раз посмотрел на жену, решил не тревожить ее прощальным поцелуем и тихонько вьтптел из комнаты, оставив Рэйчел наедине с ее снами и успокаивая себя тем, что хотя бы в одном из них, может быть, фигурирует и он сам.

Машина шла по заснеженному городу уверенно и четко, как режущий океанскую гладь линейный крейсер. После вынужденного ухода Шредера – старые раны напомнили о себе – Льюис не стал искать ему замену, а сел за руль сам. «Мерседес» стал важной частью дневного рациона удовольствий, теплым убежищем на колесах, где он мог предаваться размышлениям. Едва Льюис садился за руль, как суматошно толкавшиеся мысли выстраивались должным порядком, а следом приходила и уверенность в себе.

Картина за окном радовала взгляд: вчерашние угрюмые тучи рассеялись, и бледное небо сияло свежестью, напомнив Льюису халат старшей медсестры. Все вокруг поблескивало в лучах низкого еще солнца, белоснежный покров, казалось, вот-вот захрустит, точно свежевыстиранное больничное белье. Красиво, но не ко времени.

У министра, пожалуй, сложится неверное представление. Гость может подумать – и в такой день ему это простительно, – что Гамбург стремительно меняется к лучшему. Снег укрыл тяжкие раны города, укутав его новеньким покрывалом, упрятав покореженный металл и груды битого кирпича. Не самый лучший день для инспекционной поездки, цель которой – показать, сколь тяжела, безобразна и уныла жизнь среди руин.

Льюис вошел через вращающиеся двери отеля «Атлантик» и оказался в вестибюле, над регистрационной стойкой висел большой портрет герцога Веллингтонского, отчего могло почудиться, будто оказался в Уайтхолле. Министр будет чувствовать себя как дома.

Перед большим камином грелась Урсула. В вязаной шерстяной кофточке, юбке «в елочку» и черных туфлях-лодочках на танкетке она выглядела элегантно и скромно. Волосы Урсула убрала в подобающем переводчице ККГ стиле – назад и за уши, но строгая прическа лишь ярче очертила ее лицо, привлекая внимание к густым темным бровям и длинной изящной шее. Неожиданно для себя Льюис решился на неуклюжий комплимент:

– Schön[51].

Слово было не совсем подходящее, но оно сорвалось еще до того, как он сообразил, что хочет сказать. Lieblich[52]было бы, наверное, уместнее, но не просить же переводчицу поправить ей же адресованную похвалу.

– Спасибо.

– Извините за опоздание. Die Strassen sind eisig. Так, да? Eisig?

– Да. Обледенелые.

После того как Эдмунд задал ему вопрос на немецком, Льюис взял за правило как можно больше общаться с переводчицей на ее языке. Стыдно говорить хуже сына.

– Трамваи сегодня не ходили.

– Eine schlechte Reise?[53]

– Ничего. У меня теплое пальто, так что прогулялась с удовольствием. Ваш план на сегодня. – Урсула протянула ему машинописный листок. Льюис пробежал его глазами, отметив полный титул министра Шоу. – Есть ошибки?

– Нет. Nein. Ist. Perfekt. Но Кенсингтон пишется иначе, не Кенсингтаун.

– Ох. – Урсула раздраженно покачала головой и прочла слово вслух: – Кен-синг-тон. Извините.

– Ничего страшного. Обычная ошибка. Ее никто и не заметит. Ist der Minister schon hier?[54]

– Он в гостиной.

– Будем надеяться, он один из наших.

– Из наших?

– Да. В том смысле, что он не «один из них». Будем надеяться, министр на нашей стороне. На стороне хороших парней.

– У вас кровь. – Урсула дотронулась до своего подбородка. – Здесь.

Льюис тронул подбородок пальцем, на пальце остался красный след.

– Это отучит меня от привычки бриться без воды. Неудачная попытка экономить ресурсы. – Он облизнул палец и потер порез. – Кровоточит?

Урсула достала из кармашка платок и вопросительно посмотрела на Льюиса. Он выпятил подбородок, надеясь, что ни генерал, ни бургомистр не пройдут через вестибюль в этот самый момент.

– Bitte.

Урсула протерла царапину с материнской тщательностью, деловито, без ненужной суетливости, и тем не менее Льюис покраснел. От нее пахло мылом.

– Вот так. Теперь вы готовы к встрече с министром из Кенсингтона. – Почувствовав его смущение, она отступила на шаг.

– Спасибо. Zu streiten?

Урсула кивнула:

– Zu streiten.

И они направились в гостиную – «в бой».

Мужчины стояли группками по двое-трое; все курили, в воздухе висел напряженный гул голосов. Компания собралась внушительная: генерал Сертис, несколько высоких чинов из Контрольной комиссии, бургомистр с толстой кубинской сигарой, точно немецкая копия Черчилля. Присутствовал и комиссар Воэн Берри, напряженный и тихий. Заметить Шоу оказалось нетрудно: один из двоих в штатском, он стоял в окружении просителей, каждый из которых старался обратить на себя внимание министра.

Льюис быстро объяснил Урсуле, кто есть кто:

– Вон тот сухощавый – генерал Сертис. Мой босс. И ваш тоже.

– Один из наших?

Он улыбнулся. Смышленая. И покачал головой.